Странник

Что-то случилось с побережьем к югу от Лос-Анджелеса. Воды Тихого океана местами заходили здесь слишком далеко в глубь суши.

Пол начал задыхаться и тут же осознал, что он пытается через невидимый кляп крикнуть Тигрице, чтобы она что-нибудь предприняла.

Но она даже не посмотрела на него — она отодвинулась от пульта управления, присела на невидимом полу и сосредоточила все свое внимание на юго-востоке, где простиралось море.

Тремя километрами ниже корабля над изменившимся до неузнаваемости побережьем мчалась по небу тяжелая серая туча, за которой тянулся темный хвост. Когда этот хвост столкнулся с огнем на Лонг-Бич, дым стал белым — дождь! Проливной дождь!

Пол посмотрел на пожар, пылающий на пути тучи, и увидел два серебристо-стальных военных реактивных самолета, летящих в их сторону. Из-под их крыльев внезапно появился дым, и через мгновение Пол сумел различить четыре ракеты, растущие прямо на глазах и нацеленные в летающую тарелку.

Тут же ему показалось, что Лос-Анджелес стремительно провалился вниз. Обзор увеличился в десятки раз. Пол увидел новые полосы дыма, совсем маленькие с такой высоты, тянущиеся вдоль побережья в сторону Бейксерсфилда.

Через короткое время вид заслонила зеленая, как биллиардный стол, стена, на этот раз зеркала не было — наверное, для разнообразия.

Тигрица засунула длинную лапу в цветистый перелесок и вытащила Мяу. Она прижала к себе маленькую кошку и, полуобернувшись к Полу, громко сказала:

— Видишь, мы спасли для него обезьяний город. Сделали дождь, но эти обезьяны так неблагодарны! Вот помогай им после этого, рискуя получить от них пару ракет в ответ!

Мяу начала вырываться, словно хотела вернуться к играм среди цветов, но Тигрица длинным, как стилет, языком полизала ей мордочку, и кошка с удовольствием потянулась.

— Мы не любим его, правда? — замурлыкала Тигрица голосом, в котором звучал жестокий смех, и одновременно искоса посмотрела на Пола. — Обезьяна! Что можно ожидать от них! Без индивидуальности, без цвета и полета мысли! Толпы трусливых, верещащих обезьян!

Пол охотно удушил бы это существо, медленно сжимая руки на гладком зеленом мехе ее шеи. Да, он охотно сделал бы это…

Тигрица сильнее прижала к себе Мяу и громко шепнула:

— Он страшно воняет. И его мысли тоже воняют!

Несчастный Пол вспомнил, как он когда-то думал, что Марго издевается над ним. Но тогда он еще не знал Тигрицы.

Дон Мерриам находился в маленькой комнатке со стенами спокойных пастельных тонов. Он сидел на краю постели, вернее, на краю огромной пружинистой подушки.

Перед ним на высоте колен находился низкий столик, на котором стояла прозрачная кружка, кувшин с водой и прозрачная тарелка, полная маленьких, белых, губчатых шестигранников с шероховатой поверхностью, вкусно пахнущих свежим хлебом. Поскольку он ощущал сильную жажду, то сделал несколько больших глотков воды и только для пробы положил в рот один шестигранник, вкус которого оказался на удивление приятным.

Кроме стола и кровати, в комнате находились унитаз и душ — нет, не душ, а скорее квадратный метр пола в углу комнаты, где из потолка постоянно шел дождь. Однако вода не брызгала на стены и не заливала остальную часть комнаты. Дон еще не пользовался этим душем, хотя уже разделся до белья.

Температура, освещение и влажность в комнате были так идеально приспособлены к человеческому телу, словно комнату специально спроектировали для комфорта человека.

Прежде чем раздвижная дверь под цвет стены закрылась за его хозяином, или же стражником, двуногий красно-черный тигр сказал:

— Выпей. Съешь. Оправься. Умойся и хорошо отдохни.

Это были единственные слова, произнесенные тигром, с тех пор как он подошел к Дону возле колонны. Во время их короткой поездки на лифте и перехода по узкому коридору существо больше ничего не сказало.

Космонавт почувствовал облегчение, когда существо исчезло, но одновременно ощутил злость на самого себя за то, что страх и робость удержали его от расспросов: теперь он жалел, что тигр ушел.

Радость и грусть по поводу ухода этого существа были только одним из многих смешанных чувств, которые охватили его, — физически он крайне устал, но ум его находился в постоянном напряжении, не позволяя расслабиться. Чувствовать здесь себя в безопасности и одновременно в отчуждении, дать волю воображению и сохранить при этом ясность мыслей, посмотреть правде в глаза и одновременно убежать в мир иллюзий — такие противоречивые желания терзали его сознание.

Эта комната так же хорошо могла быть изолятором в больнице, как и каютой на большом трансатлантическом корабле. Но разве планета не является своего рода кораблем, плывущим по океану космоса?! Во всяком случае, эта планета с ее бесчисленными количествами палуб…

Усталость взяла верх, огни погасли, Дон вытянулся на постели, но разум его оставался на удивление активным. У него создалось впечатление, что он начал бредить, но этот бред не был почему-то хаотичным!

В сумме ощущения были вполне приятными, и он чувствовал себя так, словно находился под действием наркоза. По крайней мере, исчезли все мысли о боли и страхе.