Странник в Закулисье

Утром Сеня решил рассказать Хэму и о разговоре с врачом, и о своей догадке. Постарался сделать так, чтобы никто не мог подслушать – для этого выбрал момент, когда оба оказались в ванной, и там под звуки льющейся воды писатели смогли спокойно побеседовать.

Выслушал Сеню, Хэм предложил перейти в гостиную, там не торопясь набил табаком свою трубку, закурил и, сделав пару лёгких затяжек, вдруг предложил выпить.

– Мне вроде бы нельзя – засомневался Сеня.

– Да брось ты, коньяк не повредит. Расширятся сосуды, ты избавишься от грустных мыслей, а для нас очень важно сохранять оптимизм даже в этой паскудной ситуации. Это даст нам веру в то, что сможем преодолеть любые невзгоды, найдя нужное решение. Я и сам так делал, когда совсем невмоготу, только предпочитал ямайский ром. Никогда не пробовал?

– Я давно этого напитка в продаже не встречал.

– На Кубе его завались, – блаженно улыбаясь заметил Хэм, разливая коньяк по бокалам. – А вообще, без выпивки никак не прожить, независимо от того, кто правит, коммунисты или толстосумы.

Сеня против такого вывода не возражал – и те, и другие до того достали, что мог спиться, если бы позволило здоровье. Однако судьба распорядилась несколько иначе – довела Сеню до петли.

Выпили по одной – стало уже лучше. А после того, как повторили, закусив паюсной икрой, Хэм, ещё толком не прожевав свой бутерброд, вдруг возопил:

– Эврика! Придумал!

Снова заперлись в ванной, и тут только Хэм изложил свою идею:

– Послушай, а что, если написать роман с подтекстом? Вроде бы мы здешних правителей хвалим, превозносим их достоинства, но умный человек поймёт, что всё это развесистая клюква.

– Но есть же люди невысокого ума. Как они это воспримут?

– Глупцам уже ничем нельзя помочь.

Конечно, обидно это слышать, то есть обидно, что придётся бросить множество людей на произвол судьбы, оставив под властью лицемеров и лжецов. Но если удастся кого-то поддержать, сохранив веру в то, что когда-нибудь настанут лучшие времена, тогда дело того стоит.

Прежде Хэм никогда не сочинял сатирических романов, поэтому решили сделать так – Хэм пишет, а затем Сеня дорабатывает текст, доводя некоторые фрагменты до полнейшего абсурда. Потом снова подключался Хэм с тем, чтобы сохранить свой оригинальный стиль, иначе получилось бы, как в басне, когда лебедь, рак и щука тащат воз с поклажей, следуя собственному разумению. В конце концов, на литературную премию им не претендовать, а с мертвецов и взятки гладки – если что-то не понравится, исправят.

К сожалению, приходилось то и дело отвлекаться – тут сами виноваты, поскольку настояли на посещении госучреждений, молельного дома и ещё бог знает каких закулисных мест в надежде получить более или менее правдивые сведения о том, что здесь происходит. Теперь такая необходимость, в сущности, отпала, поскольку стало очевидно, что писателям только навешают на уши лапшу, да и та будет совершенно несъедобна. Но вот побывать в какой-нибудь семье и побеседовать за рюмкой водки – эта идея по-прежнему оставалась актуальной несмотря на то, что и там придётся выслушивать одни побасенки. Однако враньё враньём, но в неофициальной обстановке появляется надежда получить хоть какие-нибудь крохи достоверной информации.

И вот настал тот день, когда их пригласили посетить семью, состав которой как нельзя более соответствовал поставленной задаче: служащий одного из министерств, его жена, актриса драмтеатра, и двое их детей – один учится на третьем курсе вуза, а другая в следующем году заканчивает выпускной класс. Всё, как по заказу, а в придачу ещё дед с бабкой, оба по отцовской линии – их специально вызвали из деревни, что называется, для полноты картины. Смущало лишь одно – сразу предупредили, что нельзя обращаться к ним по именам и выпытывать служебные секреты. Насчёт секретов всё предельно ясно, но Сеня до сих пор никак не мог понять, почему, с кем ни захочешь пообщаться, все оказываются словно бы инкогнито, как тот же Хлестаков из «Ревизора». Хэма такая странность ничуть не удивляла, мол, непривычно, но это право каждого свободного человека – следовать устоявшимся обычаям:

– А ты представь, что у них имена, как у мусульман. К примеру, прочитал как-то такое имя: Абу-ль-Аббас Ахмад ибн Мухаммад ибн Ибрахим ибн Абу Бакр ибн Халликан Бармак Шамс-ад-Дин. Тут дуба дашь прежде, чем запомнишь, да и язык сломаешь, пока произнесёшь.

Сеню такой аргумент не убеждал тем более, что все местные жители имели европейскую внешность. Разве что триумвират состоял из мусульман – тогда всякое возможно.

Но вот уже прибыли на место. Четырёхкомнатная квартира на девятом этаже, просторная прихожая и, куда ни загляни, нет особой роскоши. Словом, всё, как у людей, но что Сеню удивило, так это то, что в каждой комнате висит портрет. В кабинете хозяина – уже знакомый Афанасий Пожуелов и его же бюст на письменном столе. В комнате детей тоже по портрету – надо полагать, это Приблудов с Полисадовым. Ну а в гостиной на самом видном месте вся троица на фоне закулисного флага.