Гиммлер считал Хирта крупнейшим специалистом по расовым проблемам и элитарной наследственности. И когда тот обратился к нему с письмом, предлагая создать в Страсбурге единственную в мире, совершенно уникальную коллекцию черепов и скелетов еврейско-большевистских комиссаров, которая, сама являясь, как он выразился, «конкретным научным документом», могла бы служить предметом исследований не только для сторонников расовой теории нацизма, но и, что крайне важно, для его американских и английских противников.
Гиммлер конечно же пришел ему на помощь. Мало того, он распорядился, чтобы для аненэрбовцев из Страсбургского университета были созданы просто-таки идеальные условия, никем и никогда не создаваемые для исследований. Первые антропологические измерения, а также изучение социального положения, происхождения и интеллектуальных способностей подопытных «носителей черепов» проводились в концлагере еще до их казни. А после умерщвления комиссаров цианидом изучались не только их черепа, но и мозги.
Правда, рейхсфюрер плохо представлял себе, зачем ученым понадобилась еще и громоздкая коллекция скелетов, – по его твердому убеждению, любая расовая теория вполне может довольствоваться сведениями, полученными при изучении черепов – тем не менее дал добро и на этот проект.
– Кстати, не просветите ли вы меня, дорогой Брандт, – несколько высокопарно обратился он к адъютанту, – по поводу того, как выполняется просьба доктора Хирта, связанная с поставкой живых обладателей скелетов?
Штандартенфюрер прекрасно изучил своего шефа и вполне логично предположил, что после звонка доктора Брака, мысли его повернут в русло научных изысканий, которыми рейхсфюрер интересовался куда страстнее, нежели успехами своего эсэсовского воинства на фронтах. Брандта это не удивляло. Он искренне считал Гиммлера крупным ученым, которому только спешные государственные дела не позволяют полностью предаться науке.
– Чтобы быть предельно точным, господин рейхсфюрер, мне достаточно заглянуть в досье «Аненэрбе». Это займет не более пяти минут.
– Так окажите любезность, штандартенфюрер, – саркастично улыбнулся Гиммлер, – загляните в него.
Адъютанту действительно понадобилось не более пяти минут. Уж в чем, в чем, а в досье и прочем «деловодстве» он преуспел и всегда придирчиво следил, чтобы любые приказы рейхсфюрера выполнялись с дотошной точностью, а всякие сведения, поступающие от исполнителей, тотчас же заносил в свои специальные досье.
– Вами, рейхсфюрер, – вновь возник он у стола Гиммлера, – было приказано доставить из Освенцима в лагерь «Натцвейлер» для извлечения скелетов 150 специально отобранных заключенных.
– Там так и сказано, что это было приказано мной?
– Именно так.
Правое веко Гиммлера нервно подергалось.
– Читайте дальше.
– К июлю 1943 года комиссией гестапо было отобрано для этих целей 115 заключенных. К концу лета отправлено еще 80. По заверению генерального секретаря института «Аненэрбе» господина Зеверса, все они поступили в полное распоряжение штурмбаннфюрера СС доктора Хирта.
– Надеюсь, доктор распорядился ими исключительно в научных целях?
– Несомненно, – щелкнул каблуками Брандт.
– А коль так, немедленно уничтожьте это досье.
– Простите, господин рейхсфюрер?
– С каких пор вы, получая совершенно четкий и ясный приказ, позволяете себе переспрашивать? – незло, с томной усталостью в голосе спросил Гиммлер. – Я сказал: немедленно уничтожьте это и все остальные досье, в которых что-либо говорится об экспериментах, связанных с пленными и заключенными концлагерей.
Брандт растерянно посмотрел на толстую коричневую папку с тиснеными на ней золотыми орлом и свастикой, и рейхсфюрер заметил, как она задрожала в широкой волосатой руке штандартенфюрера. Не так-то просто было адъютанту расставаться со своим шедевром канцелярского искусства.
– Я конечно же немедленно выполню ваш приказ, господин рейхсфюрер, – пролепетал порученец. – Простите, я не считал, что уже пришло то время…
– Но оно пришло, – резко прервал его Гиммлер. – Я вообще не уверен, что подобные досье целесообразно содержать где бы то ни было на территории рейха.
– Оно пришло, – повторил Брандт, потупив голову. «И можно не сомневаться, – добавил про себя, – что вслед за самими досье придется уничтожать и их составителей. Пополняя ими коллекцию скелетов истинных арийцев».
46
Скорцени отложил в сторону увесистый машинописный том и, подойдя к окну-бойнице, несколько минут всматривался в багрово-синий вечерний горизонт, увенчанный зубчатой стеной горного хребта. Угасал еще один из тех, далеких от фронтов, политики и вселенских волнений, день, который ничего «первому диверсанту рейха» не подарил, однако же ничего и не отнял. Обычный день, частица жизни, пронесшаяся по небосклону бытия, подобно стремительно угасающему метеориту.