Странники войны

– Ну и божественно, – ободряющей улыбкой поддержал его лейтенант.

Оставшись одни, Беркут и хозяин какое-то время испытывающе смотрели друг на друга, как бы спрашивая: «Разумно ли мы поступили, что послали его к командиру партизан?»

– Неужели хотите присоединиться к ним? – хозяин вновь повернулся лицом к иконе, поднес пальцы ко лбу, но, так и не перекрестившись, опустил руку.

– Да нет, у нас иные планы.

– Тогда зачем встречаться? И сына посылать не следовало бы. Я вот что надумал, лейтенант: возьмите-ка вы Звездослава с собой.

– Куда «с собой»? В Украину, что ли?

– Она для него не чужбина, – напомнил хуторянин. – Чувствую, что не уберегу его здесь.

– А я должен поклясться, что уберегу? Неужели не понимаете, что вряд ли нам удастся прожить без риска хотя бы один день?

– Почему же? Понимаю, – вздохнул хозяин, разведя руками. – Видно, мне его никак не уберечь. Но с вами он хотя бы сражаться будет за Украину, за родную землю. А здесь… С этими… Начали они вроде бы за идею, но теперь все больше становятся похожими на бандитов с большой дороги. Не пойму я, чего хочет этот сумасшедший Кодур. Да и сам он, наверное, понять этого уже не в состоянии. Потому и сатанеет, мать бы его не крестила.

– Хорошо, допустим, я соглашусь. А как Звездослав? Честно говоря, я и сам подумал, что стоило бы взять его с собой. И не только его. Не исключено, что и другие лесовики из группы Кодура тоже захотят присоединиться.

– Про других не знаю. Правда, есть там один неплохой парень – Петро Вагула. В гимназии вместе со Звездославом учился. Тот мог бы согласиться. Что же касается Звездослава… Благословлю – и пойдет. Только отпустит ли его по-доброму Кодур – вот чего я боюсь, пан лейтенант.

– Так мы его попросим, – едва заметно улыбнулся Беркут. – Мы его убе-ди-тель-но попросим.

– Оно, конечно, можно «попросить», я понимаю… Но вы-то уйдете, а мне оставаться. Здесь, у самого леса. И никто меня от Кодура и его лесовиков не защитит. Так что…

Он не договорил. Во дворе послышался какой-то шум, и, прихватив лежащий на лавке автомат, Беркут метнулся сначала к окну, потом в сени.

– Немцы! – в ту же секунду влетела туда Анна. Она выкрикнула, даже не успев заметить притаившегося за дверью лейтенанта.

– Сколько их? – перехватил он девушку за руку.

– Машина. Остановилась возле разбитого дома. Сюда идут двое. Офицер и солдат.

– Сколько осталось в машине – не заметила?

Анна замялась, и, так и не дождавшись ответа, Андрей выбежал во двор. В калитку уже стучали, требовали немедленно открыть. Арзамасцев – побледневший, с задвинутой за пояс пилоткой – затаился за кучей дров и жестами показывал на ворота: их двое! И видно было, что появление лейтенанта он воспринял как спасение.

«Хотя бы позицию для боя выбрал поудобнее, если уж так стушевался», – укоризненно подумал Андрей, осмотрев ефрейтора. А направляясь к калитке, жестом показал: пилотку… приведи себя в порядок!

И еще успел заметить, что, когда Арзамасцев доставал пилотку, руки его отчетливо дрожали. Очевидно, Кирилл так и не сумел избавиться от ощущения того, что он все еще пленный, беглец, которого в любую минуту могут схватить и расстрелять или загнать за колючую проволоку.

Беркуту не раз приходилось наблюдать, как и через несколько месяцев после побега прибившиеся к партизанам бывшие военнопленные, завидев невдалеке немцев, вместо того, чтобы готовиться к бою, подхватывались и пытались убегать, совершенно забывая, что в руках у них оружие. Не из страха перед немцами, а из ощущения того, что они – беглецы, а значит, спасение их в том, чтобы поскорее убежать и затаиться. Про себя Андрей называл это «лагерной истерикой» и никогда не спешил не только предавать таких бойцов суду партизанского трибунала, но и упрекать их.

– Какого черта? – властно спросил он по-немецки, подходя к калитке.

– Здесь обер-лейтенант Хайнцег. Он требует немедленно открыть.

– Яволь, – ответил Беркут, неторопливо возясь с огромным поржавевшим засовом. – «Вот что значит быть в шкуре рядового. А ведь окажись я в офицерской форме, я бы, конечно, послал этого обера…»

Их заявилось не двое, а трое. Третий – низкорослый, колченогий солдат, которому уже, очевидно, было под пятьдесят, как раз подбегал к воротам с ведром. Понадобилась вода для машины.

Увидев перед собой немецкого солдата, ефрейтор – это он требовал открыть – замялся и, привстав на цыпочки, пытался оглядеть двор, нет ли там еще и офицера.

– Кто такие? – сразу же шагнул к калитке обер-лейтенант. – Что за машина? Почему здесь?

– Сопровождаем оберштурмбаннфюрера СС Гофмана! – выпалил Беркут первое, что пришло ему на ум. – Господин оберштурмбаннфюрер находится здесь по особому заданию службы СД. Сейчас вместе с двумя своими людьми он ушел в лес, к домику лесника.

– Зачем?

– Не советую спрашивать об этом у самого оберштурмбаннфюрера.

– А вы не смейте советовать мне!

– В таком случае осмелюсь доложить, что колодца во дворе нет. Он метрах в ста отсюда, вон за тем домом.

48