– От правды там может быть или все, или ничего. Поэтому остановимся на том, что партиец поведал вам одну из легенд. У меня ведь тоже не самые крепкие легкие в империи. Однако лично вас подобные вопросы занимать не должны. С сегодняшнего дня вы – фюрер. Эсэсовцы, которые расстреливали вас, завтра же будут отправлены на фронт со строжайшим приказом: «Забыть и молчать!» Да и профессор Брофман тоже, говорят, соскучился по своим лагерным друзьям. Те четверо, что будут обслуживать и охранять вас в охотничьем домике и «лесном дворце», – немы и слепы. Вы же должны возвышать свой дух до духа Бонапарта. Помня при этом, что господин Шикльгрубер начинал куда более скромно, имея значительно меньше шансов на славу Великого Корсиканца, нежели вы.
– Отныне я буду тем, кем приказано быть.
От неожиданности Скорцени слегка отшатнулся. «Как поразительно точно сказано, – отметил он. – “…Буду тем, кем приказано быть”. Вот она, та первая ступень, с которой начинается всякое восхождение к короне».
– Наконец-то я слышу голос разума. И помните: вы должны быть преданы мне. Только мне – и никому другому. Даже если придется выполнять приказы какого-либо иного чиновника, преданным вы должны оставаться только мне. Вдруг случится так, что о вашем перевоплощении в фюрера, о замене будут знать только вы и я. Только вы… и я! Но именно это обстоятельство поможет нам спасти Германию. Возродить новый, Четвертый рейх, поставив во главе его человека физически и морально здорового, волевого, способного подчинить свои амбиции интересам Германии.
Великий Зомби прикоснулся губами к бокалу, однако пить не стал. Скорцени знал, что он «невосприимчив» к спиртному и до сих пор благоразумно воздерживался от подобного искушения. Иное дело женщины. И об этом надлежало подумать, причем в ближайшие дни.
– Что ж, если предположить, что на самом деле фюрер – не тот, кого мы имели в виду… – задумчиво сжимал в кулаке хрустальное тело бокала унтерштурмфюрер Зомбарт, – …то что может сдерживать нас? Особенно, когда речь идет о судьбе рейха.
Он вскинул подбородок, и на лице появилась та особая надменность, которая появлялась на лице оригинала еще во времена, когда тот чувствовал веяние собственного бессмертия. Вот теперь перед Скорцени сидел настоящий Гитлер. Истинный фюрер.
«Может, действительно решиться на три пластических операции, чтобы затем ворваться в “Вольфшанце” и не только Кейтелю, Йодлю, но и всему миру показать, кто ты есть на самом деле? – воинственно спросил себя штурмбаннфюрер. – А то ведь еще неизвестно, в какого маньяка выродится этот вольфбургский выкормыш».
– Сегодня же под вечер здесь появится профессор Брофман, и вы сможете продолжить…
– Только не Брофман, – презрительно поморщился Великий Зомби.
– Почему так?
– Не желаю видеть у себя в кабинете этого крематорного иудея.
Скорцени нервно поиграл шрамами: «А ведь Зомби действительно приходит в себя. Вернее… в фюрера!»
– Но у нас нет иного такого специалиста по психиатрии. Его дар внушения…
– Я не нуждаюсь больше ни в каких внушениях! – подхватился лжефюрер. – Вы слышите, Скорцени?! – резко повел перед собой указательным пальцем Зомбарт, заложив при этом левую руку за борт френча. – Отныне я не желаю видеть здесь ни этого еврея, ни кого бы то ни было, кто именует себя доктором. Я достаточно здоров, чтобы во всеуслышание заявить об этом не только вам, но и всей Германии. Я не могу спокойно наблюдать, как из-за совершенно бездарного руководства страной и армией все те завоевания, которые добыты национал-социалистическим движением рейха за десятилетия, превращаются в политический прах!
«Он не играет! – понял Скорцени. – Так сыграть он не смог бы. Сейчас в нем все клокочет. В его словах вскипает недовольство, которое накапливалось годами, но которое он вынужден был скрывать, опасаясь за свои “слабые легкие”.
– Мы, ветераны партии, должны наконец сплотиться, стряхнуть с себя страх и оцепенение и явить народу ту нашу былую волю, которая привела Германию к общеевропейскому господству.
Слушая его, Скорцени непроизвольно поднялся и поневоле выпрямился по стойке «смирно», как это делал всегда, когда действительно оказывался перед фюрером.
– Все, Скорцени, все! – приподняв ладони на высоту висков, «фюрер» исступленно покрутил головой и, запрокинув ее, закатил глаза, обращаясь уже как бы не к стоящему перед ним «первому диверсанту рейха», а к Высшим Силам. – Мы отступали, сколько могли, сколько было позволительно ввиду нашей слабости! Но шарнир времени уже срабатывает против нас!
“Шарнир времени” – это из речи фюрера», – уловил Скорцени, тотчас же решив, что отныне кинохронику с выступлениями Гитлера его Имперской Тени станут крутить дважды на день – утром и вечером. По три фильма. Так надежнее.