Странники войны

– Представьте себе, господин рейхсфюрер, что в отдельной комнатке у окошечка сидит наш сотрудник. К окошечку приближается заключенный и, пока он отвечает на вопросы, касающиеся своей биографии, служащий включает две лампы, излучающие рентгеновские лучи. При правильном использовании этого аппарата трех минут, в течение которых якобы заполняется анкета, вполне достаточно, чтобы этот индивид – не важно, мужского или женского пола – оказался полностью стерилизованным. Каждая такая установка способна стерилизовать до двухсот человек в день. Безболезненно, гуманно и, я бы даже сказал, интеллигентно.

Гиммлер нетерпеливо прокашлялся и поерзал в кресле. «Какого же черта мы теряем здесь время?! – вопрошал его ошарашенный взгляд. – Идите и немедленно стерилизуйте их!»

– Допустим, допустим… – нервно произнес он вслух. – Что еще? Какой видится общая перспектива?

– Без особых затрат в ближайшие три месяца мы способны установить в различных лагерях, комендатурах и полицейских изоляторах до пятидесяти подобных установок.

– То есть вы окончательно уверены в надежности воздействия рентгеновских лучей?

– Что доказано на теоретическом и практическом уровнях.

Гиммлер потянулся за папкой и несколько минут сосредоточенно изучал имеющиеся в ней бумаги: инструкцию по использованию аппарата для стерилизации; отчеты о проведенных опытах, советы психолога относительно того, как вести себя медику при заполнении анкеты, и работы с рентгеновскими лампами, чтобы «пациенты» не догадывались, что в это время производится «терапевтическая операция»; инструкция о методах наблюдения за стерилизованными… Аккуратно, скрупулезно, педантично… а главное, довольно убедительно.

– Хотите еще что-либо добавить к написанному здесь? – неожиданно спросил Гиммлер настороженно приумолкнувшего гения от рентгенокастрации.

– Только то, что эти аппараты вполне можно использовать и после войны, стерилизуя умственно и физически неполноценных, венерических больных и вообще решая глобальные проблемы человеческого народонаселения. Этот аспект важен, поскольку способен оправдывать наши опыты с гуманитарных позиций всемирной медицины.

– Не слишком ли тщательно мы заботимся об оправдании наших поисков и усилий, доктор Брак? – отрубил рейхсфюрер, жирно выводя на первом листке наискосок: «Немедленно ввести в действие! Оказывать всевозможную организационную и техническую помощь. Гиммлер». – Не слишком ли старательно изыскиваем оправдания всему тому, ради чего начали нашу борьбу? Разве не в этом наша слабость?

– Я всего лишь разбил время стерилизации на два периода – военный и мирный – каждый со своей спецификой.

– …В то время, – не слышал его оправдания Гиммлер, – как не мы перед миром, а мир перед нами должен оправдываться. Поскольку достался нам в столь несовершенном и неполноценном виде. Поэтому вся наша борьба, все наши жертвы – ради того, чтобы сделать его физически и нравственно чище. Облагородить пламенем арийского духа.

– Пусть эти слова, господин рейхсфюрер, услышат не только наши соратники, но и наши враги.

– Но прежде всего соратники, – угрожающе уточнил рейхсфюрер.

49

Вино было настолько приятным, что Скорцени с тревогой проследил, как Великий Зомби наполняет им свой бокал уже в третий раз. Однако из деликатности, а также из осознания того, что имеет дело с «фюрером», в открытую противиться уничтожению сладострастного напитка не стал.

– Если бы вы не задали свой вопрос столь прямолинейно – «Кто сейчас правит Германией?» – я бы поведал вам еще об одной мадам, которая выдавала себя за королеву Марию-Антуанетту[79]… Как всякий профессиональный рассказчик, я не терплю, когда меня сбивают с повествовательного настроя. Тем не менее отвечу столь же прямо: правит фюрер. А вот кого у нас принято считать фюрером – я уже объяснял.

– В общем-то мне приходилось слышать от одного старого партийца… В разговоре под такое же хорошее вино… Что будто бы Гитлера отравили, – Зомбарт зябко поежился, осмотрелся по сторонам и выжидающе уставился на штурмбаннфюрера из Главного управления имперской безопасности. Но тот оставался невозмутимым. – Когда же поняли, что Германию может захлестнуть великая смута, назначили править его двойника[80]. Ни я, ни тот, третий, что сидел с нами, не поверили ему. Тем не менее через неделю этот старый национал-социалист скончался в камере гестапо, во время допроса. Оказалось, что у него были очень слабые легкие.

– Посвящать в такие истории людей со слабыми легкими не стоит – тут я с вами совершенно согласен. Тем более – в присутствии третьего. Теперь вы понимаете, почему нас только двое?

– Значит, в его рассказе есть хоть что-либо от правды?