– Мы должны наконец присмотреться к каждому генералу, каждому фельдмаршалу… – вдохновенно импровизировал Великий Зомби. – Уже ни для кого не секрет, что многие из них попросту устали от войны, откровенно струсили или столь же откровенно предали наше движение! К сожалению, лишь незначительная их часть решилась в открытую примкнуть к заговорщикам в июле этого года. Я говорю «к сожалению», поскольку, выступи они тогда, нам легче было бы распознать их среди прочих генеральских мундиров. И пусть никто не сомневается, что возмездие последует. Оно будет неотвратимым. Да, Скорцени, жестоким и неотвратимым! – задохнулся он на самом верхнем регистре, оцепенев с конвульсивно сжатыми у подбородка кулаками…
«Потрясающе! – вынужден был признать Скорцени, вытирая платочком неожиданно выступивший на затылке пот. – Нет, штурмбаннфюрер, ты явно недооценивал этого полкового интенданта, дьявол тебя расстреляй. Ты даже представить себе не можешь, сколько еще таких вот “затаенных фюреров” можно собрать по всей Германии. Было бы время и желание собирать их. Но я еще вернусь в этот мир. Я еще пройду его от океана до океана!»
Скорцени ожидал, что, умолкнув и придя в себя, Зомбарт попытается выяснить его впечатление, напомнить, что, мол, вот ведь… получилось… Но, к чести Имперской Тени, он по-бычьи пригнул голову, и все еще держа одну руку за бортом френча, а другую заложив за спину, уверенно прошелся мимо шефа диверсантов РСХА.
В свою очередь штурмбаннфюреру хотелось поддержать его взлет, похвалить. Однако он предусмотрительно воздержался от этого, побаиваясь вывести Зомбарта из образа или, как выражался в таких случаях профессор Брофман, «из клинической картины».
«А ведь однажды я действительно усажу этого кретина в кресло фюрера в “Вольфшанце” и по его же приказу основательно почищу все придворное окружение, отправив кого на фронт, кого – прямо на крючья тюрьмы Плетцензее. Вот тогда “клиническая картина” действительно будет потрясающей, достойной самых мрачных оперных вознесений Вагнера».
Скорцени вдруг поймал себя на том, что ведь раньше-то подобных планов он не строил; к сотворению «идеального искусственного двойника» относился как к еще одному рутинному заданию, одному из тех, коими его бесчисленное множество раз отрывали от выполнения истинно диверсионных заданий, той солдатской работы, которую он считал своим призванием. Однако теперь сама жизнь, развивающиеся вокруг Имперской Тени события неожиданно заставили штурмбаннфюрера мысленно прокручивать еще вчера совершенно немыслимые сюжеты, дьявольское развитие которых само по себе способно привести к удивительнейшим последствиям.
«Но прежде, чем ты решишься на нечто подобное, – предупредил он себя, – основательно покопайся во всей этой легенде с двойником Максимилианом Бауэром, которого якобы подсунули германцам, как подсовывают кота в мешке. Нет, нет, – взбодрил себя Скорцени, – ты все же покопайся. Так, на всякий случай… Хотя бы для того, чтобы убедиться, что это всего лишь мрачная легенда».
– Вы совершенно правы… мой фюрер, – возвышенно произнес он вслух, повернувшись к окну, где спиной к нему стоял Зомбарт, то есть… фюрер (а стоять во время разговора спиной к нему до сих пор позволял себе только Гитлер!) – Шарнир времени уже срабатывает против тех, кто привел Третий рейх к гибели. Вот почему пришло время новых фюреров и новых идей.
50
Доклад показался обер-лейтенанту исчерпывающим. А почти двухметрового роста солдат – внушающим доверие. Именно такие и должны сопровождать оберштурмбаннфюрера из СД во время выполнения им особого задания. Правда, непонятно, почему на нем не форма СС. Но мало ли…
Тем временем Беркут скосил глаза на Арзамасцева. Все теми же неуверенными движениями дрожащих рук ефрейтор пытался расправить обвисший под слишком свободно нацепленным ремнем френч. Пилотку он тоже умудрился напялить задом наперед.
– Приведите себя в порядок, – процедил обер-лейтенант, презрительно смерив взглядом Арзамасцева. Это единственное, в чем он мог выразить раздражение по поводу того, что дом, в котором собирался отдохнуть, уже занят оберштурмбаннфюрером и его людьми.
Но вместо того, чтобы ответить «яволь», тотчас же поправить френч и подтянуть ремень, Арзамасцев испуганно поглядывал то на обер-лейтенанта, то на Беркута.
– Я что, непонятно отдал приказ? – и дальше цедил обер-лейтенант, переступая через порожек ворот и то ли подступая к Арзамасцеву, то ли просто углубляясь во двор.
К счастью, услышав, что колодца во дворе нет, водитель с ведром уже скрылся за ближайшим сараем-развалюхой. Зато сопровождавший обер-лейтенанта ефрейтор тоже вошел во двор, и теперь оба они стояли спинами к Беркуту. Андрею очень не хотелось затевать схватку именно здесь, во дворе, ставя под удар хозяина, но медлить нельзя было ни в коем случае.