Странники войны

– Но ведь ему было сказано, – рванулся Скорцени мимо доктора к двери приемной, выводившей в Рыцарский зал, – что от него требуется не послушание и раболепие, а полнейшая имитация фюрерского величия.

– Погодите, господин Скорцени, – успел окликнуть его Брофман. – Вы можете все испортить. Все-таки сделано уже немало.

– У нас нет времени! – отрубил штурмбаннфюрер. – У нас нет его, доктор, дьявол меня расстреляй!

Брофман был – как отрекомендовали его Скорцени – «законченным евреем». Но штурмбаннфюреру было наплевать на его национальность. Как только он узнал, что тот считается лучшим психиатром Европы, специализирующимся по проблемам раздвоения личности и мании величия, он немедленно приказал прочесать все концлагеря и хоть из пепла, из мыла, но восстановить его и доставить сюда, в «Волчий замок», где в атмосфере совершеннейшей секретности создавался уже второй подряд – но в этот раз особый – двойник фюрера.

– Не заставляйте меня разочаровываться в вас, доктор, – угрюмо прошелся по комнате «первый диверсант рейха». – Я не потерплю подделок. Лжедвойников и бездумных паяцев с челочками на обезьяньих лбах у нас хватает[24].

– Но до сих пор мне приходилось иметь дело с людьми, которые обычно выдавали себя за кого-то из кумиров толпы. Это особый вид психического расстройства, из которого кое-кого все же удавалось выводить. Здесь же передо мной совершенно иная задача, – испуганно объяснял все еще не кремированный медик-лагерник. – Нормальную в общем-то личность предстоит превратить в, извините меня… – Брофман хотел сказать «маньяка», но не решился. Как-никак, речь шла о двойнике фюрера.

– Нормальной личности в этом замке быть не может, доктор, – угрожающе двинулся на него штурмбаннфюрер. – Кто здесь нормальный: вы? Я? Кретин Зомбарт? Покажите мне этого идиота, мне не терпится взглянуть на него.

Несколько мгновений они стояли друг против друга: гигант и карлик; «самый страшный человек Европы» и один из самых жалких обитателей этого континента, запуганное концлагерями медицинское светило, низверженное режимом до мировосприятия лагерника.

– Давайте успокоимся, господин штурмбаннфюрер СС, – руку доктор приподнял так, чтобы кончики пальцев были направлены на глаза Скорцени. – Нам нужно успокоиться, сесть и, не горячась, осмыслить ситуацию, – он говорил медленно, с расстановкой, словно перед ним стоял не обер-диверсант рейха, а пациент, которого – он верил в это – еще можно вернуть в общество, причем не через смирительную рубашку, а через усмиряющее слово.

То ли Скорцени действительно поддался его полугипнотическому влиянию, то ли просто понял, что в горячке им ничего не решить, так или иначе, а, с ненавистью взглянув на Брофмана, он демонстративно уселся на жестковатый, покаянно поскрипывавший под ним диван. Кем бы ни представал сейчас перед ним доктор Брофман – «законченным евреем», «лагерником», «крематорным ангелом» – Скорцени все же не мог не считаться с тем обстоятельством, что лучшего психиатра на просторах рейха ему все равно не добыть. Говорят, еще один специалист такой величины пребывал во Франции, но он умудрился вначале оказаться на территории Виши[25], а затем бежать в Канаду.

– Дело тут вот в чем…

– Не надо, – тоскливо прервал его Скорцени. – Вы будете отвечать на мои вопросы, так мы значительно быстрее приблизимся к сути. Как вы находите пластическую операцию Зомбарта?

– Мне никогда не приходилось лично видеть фюрера.

– Гитлер не простит себе этого.

– Но если верить фотографиям и кадрам кинохроники… Подобие поразительное. А ведь прежде внешность господина Зомбарта лишь очень отдаленно напоминала внешность фюрера, мой коллега-хирург проявил здесь чудеса пластического искусства.

– Послушать вас, так все вы, евреи, до единого гении, – уже более добродушно проворчал Скорцени. – А сделать самую малость: создать очередного фюрера – не способны.

– Если бы мне позволено было предстать перед вами более откровенным, я бы сказал, что достаточно того, что мы подарили рейху настоящего фюрера.

Скорцени побагровел, но промолчал. Уж он-то прекрасно знал, о чем идет речь.

– Кроме того, – пришел ему на помощь профессор, – следует учесть, что оригинал создавала сама природа. Сам Творец. А принято считать, что у Творца неудач не случается.

– Вы, конечно, с этим не согласны?

– Как всякий психиатр. К тому же здесь приложили свои длани судьба, воля случая, политическая ситуация. Не говоря уже о Сатане и пропаганде, которые в подобных случаях довершают портрет любого вождя народа. Так вот, господин штурмбаннфюрер, сотворить все это вы требуете от одного-единственного, перенесшего два инфаркта еврея. Пусть даже оч-чень неплохого психиатра.