– Но зачем же ты, гнилая твоя душа, подписал эту маразматину?! – не унимался ефрейтор. – Автомат мне действительно попался хреновый. Неделю добивался, чтобы его заменили. Только причем здесь немецкая разведка и белогвардейское подполье?
– Попробуй не подпиши, – философски парировал Ильяшев. – Будто не понимаешь, что в той бумаге вполне хватило бы места, чтобы дописать имя твоего сообщника, комсорга роты – перерожденца, убежденного троцкиста или еще кого-то там, старшего сержанта Ильяшева.
– Так что же, мне теперь и к своим пробиваться не стоит? Ну, если, к примеру, удастся бежать из плена. Ильяшев томительно помолчал, вздохнул.
– Да, конечно, со мной дело ясное: меня кокнут. А тебе еще нужно думать, как жить. Я тебе не советчик. И если что – на меня не ссылайся.
– Так ведь тебя-то уже…
– Все равно. Так будет лучше. И помни: родственникам предателя, «агента мирового империализма» не легче, чем самому «агенту». Так вот, я тебе не советчик. Но получится, что к «агенту немецкой разведки» и «члену белогвардейского подполья» прибавится еще и плен. Кто ж тебя такого помилует? Не знаешь разве, в какой стране, при какой политике живем?
– Так и сказал? – удивился Беркут.
– Почти дословно, лейтенант. Сам был поражен.
– Странно, что у вас в роте еще и находили время для доносов. Мне-то казалось, что на передовой это не принято.
– Мне тоже казалось, что на передовой «врагов народа» быть не должно. Но… Потому и с побегом не торопился.
– А умирал он хорошо, – неожиданно вернулся к истории с комсоргом Арзамасцев уже тогда, когда, «обмундировавшись и вооружившись», они присели на развалинах передохнуть. – «Смерть фашизму! Выше голову, друзья! Да здравствует товарищ Сталин!» Полный набор выпалил, как и полагается. И совесть за всех расстрелянных по письмам таких, как он, совершенно не мучила его.
– Не озлобляйся, ефрейтор, не озлобляйся. Наверное, мы действительно накуролесили и с «ежовщиной», и с доносами. Но враг – вот он, намного лютее и коварнее, чем все капитаны Хряковы. Кстати, с автоматом что… было-таки?
– Было, конечно. То нажимаешь на крючок – не стреляет, а то нечаянно прикладом стукнешь об пенек – как зайдется очередью… Пока весь диск не выпалит – не остановится. Во всяком случае мне попался именно такой. Да и диски эти… Постоянно заклинивает… Шмайсер тоже не чудо техники, чуть песочек попал или землица… Но все же отстрелялся я им в том бою – что надо. Шестерых уложил – это точно. Да только про это Хряков, архангел ежовский, в письме своем ни гу-гу. Слушай, лейтенант, а ты на меня отсюда, из плена, донос не напишешь? Ну, например, что я аргентинский шпион, перевербованный немцами для ведения троцкистской пропаганды?
– Хватит болтать, ефрейтор, – незло остудил его Беркут. – Поднимайся, скоро рассвет. Пока не взошло солнце, нужно где-то укрыться, а то еще чего доброго примут за воинов племени балубу.
Восход настиг их в маленьком перелеске, подступавшем к селу, крайние дома которого виднелись сразу же за небольшим полем. Рассудок подсказывал Андрею, что самое разумное в их положении – это забиться куда-нибудь подальше в лес, в глухую чащобу и пересидеть там до темноты. Но голод, усталость и утренняя лесная сырость заставили их подкрасться к поросшему бурьяном полю, лечь на холодную землю и поползти к деревне.
Заброшенные в крутой водоворот, в самую бездну войны, голые, беззащитные, как перед страшным судом, они все еще тянулись поближе к людям, хотя самая страшная для них, смертельная опасность исходила сейчас именно от людей.
53
После обеда, когда одни пациенты «Горной долины» собирались блаженственно подремать, другие – искупаться в озере или позагорать на его каменистых берегах, в санатории появился офицер гестапо в сопровождении троих солдат СС. Гауптштурмфюрер слишком долго беседовал о чем-то с фрау Биленберг в ее кабинете, заставив Власова нервно дожидаться своей очереди в небольшой тесноватой приемной, затем приказал вызвать одного из отдыхавших здесь офицеров и, арестовав прямо на глазах у Хейди, увез его в сторону городка.
– Они прошлись по всему списку наших пациентов, – мелко вздрагивая, объяснила потом Хейди, разыскав скрывшегося в своем «люксе» Власова. – Это все еще продолжаются аресты, связанные с покушением на фюрера. Безумцы, они покушались на саму Германию и теперь жестоко расплачиваются за это.
– На самого фюрера – так все же будет точнее. А как за это расплачиваются, я знаю по сталинским чисткам.
Хейди проглотила какую-то таблетку, запила ее минеральной водой из небольшого кувшинчика и уткнулась Андрею Власову в грудь. Всегда такая решительная, она казалась сейчас генералу маленькой и совершенно беззащитной. Впрочем, как и он сам.
– Этот арестованный, он что, действительно участвовал в заговоре?
– Утверждают, что был связан с военным губернатором Франции генералом Штюльпнагелем. Одним из самых яростных… – Хейди предложила ему таблетку, но Власов ограничился несколькими глотками минералки прямо из горлышка.
– Мною этот гестаповец тоже интересовался?
– Естественно.