–А где твой чемодан? – вдруг спросил меня Тоха и этим вопросом загнал меня в очередной тупик. А действительно, где мой чемодан? И где я должен был его взять? И что я должен был в него положить? Новая порция страха и неуверенности протянула холодные руки к моему горлу. Я не знал что ответить. Меня опять выручила троица сидящая позади здоровяка. Высунув свои головки как и прежде они затараторили на перебой:
–Он чуть штаны не забыл, а ты про чемодан.
–Ты хоть помнишь как тебя зовут?
–Интересно, а трусы ты сколько планируешь не менять?
Мне бы стоило обидеться на них, закричать, огрызнуться хотя бы, но я им на самом деле благодарен. На этот раз я отделался тройкой шуток и неуклюжими ответами на них. Желая сменить тему, увести её в сторону и попытаться прояснить хоть какие ни будь подробности нашей поездки в которой я остался без чемодана и сменных трусов я спросил:
–А старший где? Что-то я его не вижу.
Тоха и троица вылупили в недоумении на меня глаза. Переглянулись.
–Это ты о ком? Брат– вопросом на вопрос врезал Тоха
–Э, брателла– Подхватил Вадик– дело плохо. Ты случайно головой не стукнулся?
–Какой старший тебе нужен? – подхватил Петька– ты сам что ли не самостоятельный?
–Если тебе нужен старший– не отставал и Павлуха – вон, хош Тоха, хош Макс. Выбирай.
Опять я что-то не то сморозил и опять я ни чего не могу ни понять ни додумать. Мы едем в старом поезде без старших, без формы, без дисциплины. Быть может мы сбежали? Нет. Бред. Хотя если вдуматься то всё тут бред и сон. Только очень затянувшийся сон. Очень реалистичный. Таких снов не бывает. Или бывает? Чем сон отличается от реальности? Разве думаю я во сне о том, что это сон? Только проснувшись я пойму, что например фиолетовые облака на самом деле не существуют и кролики не умеют летать, но ведь пока мне всё это снится я буду воспринимать как должное.
Во сне нарушение законов физики не воспринимается как что-то невероятное. Во сне свои законы физики и более того, во сне я понимаю, что те законы физики, что действуют в другой моей реальности на самом деле невероятны и противоестественны и вот я уже уверен, что тот мир, где кролики не летают и есть сон. Просто часто повторяющийся сон. Из раза в раз.
Нет, я сейчас не сплю. Таких снов не бывает
Вагон качает, потряхивает, иногда весьма ощутимо, но он несётся в составе этого поезда. Несётся куда-то вдаль. Ребята притихли. Может задумались о чём-то, может просто расслабились. Я сам сижу погрузившись в свои тяжёлые мысли относительно своего психического состояния. Моё утреннее счастливое самоощущение теперь вызывает во мне такую же тревогу как и прочие домыслы и непонимание. Я был счастлив, думаю лишь потому, что забыл то, что должно было меня огорчать. Сейчас я хочу, стараюсь, из кожи вон лезу, что бы всё вспомнить, но принесёт ли мне это покой? Быть может смириться и жить одним днём, одним мгновением и этим быть счастливым? Да, так я выбьюсь из нормы, стану непохожим на других, но если я об этом не буду помнить то и пусть. Чего тогда бояться? Всё это хорошо, но сейчас у меня есть одно препятствие на пути даже к этому счастью идиота. Я еду в поезде, в вагоне и сойти, сбежать я не могу. Мне просто не позволят. Меня поймают думая, что спасают меня, посадят опять на поезд и окружив удушающим вниманием и жалостью заставят ехать дальше. А если вновь начну кричать, умолять, биться в истерике прося меня отпустить то решат, что я просто не понимаю в чём на самом деле состоит моё счастье. Мне они своё счастье оковами повесят на шею и заставят идти с ними в одной шеренге. Вернее заставят ехать с ними до конца в этом вагоне. Они будут решать, где у поезда последняя остановка. А я даже не знаю, хочу ли я туда.
***
Глава 3.
Уйти и вовремя вернуться.
***
“Капли, что падают в пустое ведро гулко гремят.
Подожди.
Пусть наполнится то ведро и звон ты услышишь. ”
(Нетсука Асахоши. Киото 1910 год)
***
Поезд мчится, вагон качается из стороны в сторону подобно подвыпившему забулдыге одиноко бредущему по пыльной дороге. Мои собеседники и опекуны угомонились, притихли, занялись какими-то своими делами. Тоха, смотрю роется в дорожной сумке на предмет поиска чего-нибудь съестного. Можно сказать это его неотъемлемое амплуа– вечно жующий великан добряк. Над ним за это смеются, а ему хоть бы что, знай себе жуёт, да похрюкивает от удовольствия. Раньше я и не замечал, как мне спокойно в его компании. Кажется, что вот этот точно от всего меня защитит. И не в дружбу, не в службу, а просто так, потому, что натура такая.