Странные мы

Я с беспокойством сжимаю сиденье кресла, на котором сижу. Данте напротив меня, смотрит таким проникновенным, теплым взглядом, что это невольно задевает меня за живое.

– Как мне называть тебя? ― Я растерянно пожимаю плечами. ― Я знаю, что это не твое имя, но… я все еще думаю о тебе, как о Данте.

– Если тебе так будет удобно, ты можешь называть меня так, как привыкла.

Я хмыкаю, откинувшись на спинку кресла.

– Какая разница – будет ли это удобно мне, если имя, под которым я тебя знаю – тебе не принадлежит?

– Это имеет такое большое значение, Кая? ― негромко спрашивает он.

– Честно? Я не знаю. Я не знаю, что мне и думать с тех пор, как узнала, что ты… ― Я замолкаю и смотрю в пол. Не хватает духу заговорить о самом главном. ― Я и представить не могу, через что тебе пришлось пройти, ― шепчу я, вновь осмелившись на него посмотреть. ― Но мне жаль, что я узнала все таким способом.

– Я не оставил тебе выбора, ― сухо отзывается он.

– Ты все еще… Как ты?

Мой несвязный лепет кажется мне до абсурда глупым, только вот я прежде не влюблялась в человека, который в один момент лишился всего, а потом был вынужден заново выстраивать свою жизнь.

Прежде я не влюблялась в того, кто был полностью сломан, и возможно, что навсегда.

– Я в порядке и полностью отдаю себе отчет, Кая, ― спокойно отвечает он.

– Я не это имела в виду, ― сконфужено бормочу я, хотя – и это тоже.

Но стоит ли осуждать меня? Он четыре месяца провел в реабилитационной клинике, куда попал после аварии.

Газеты Сиэтла развернуто освещали случившееся, ведь он был сыном выдающегося Гая Харди – блистательного юриста лидирующей фирмы города. Потому что он сам был подающим большие надежды молодым юристом, делающий успешную карьеру в «Волкер, Харди и Линч».

Он был парнем, над головой которого ярко светило солнце. Парнем, который с отличием окончил юридическую школу университета Вашингтона. Он влюбился в младшую сестру своего лучшего друга – Николь. Они были обручены и ждали ребенка.

А потом авария и яркое будущее померкло, не оставив ему ничего, кроме потерь.

– Лучше, ― после длительного раздумья говорит Айден. ― Лучше после того, как встретил тебя.

Его губы изгибаются в слабой улыбке.

Я складываю ладони между коленей и молча на него смотрю. Разве в моих силах хоть чем-то помочь ему? Разве я могу усмирить его боль?

Кто я такая?

Этот мужчина потерял любимую женщину и ребенка – это худшее, что может пережить человек. Я никогда не смогу заменить их.

Это слишком неравноценно.

– Мы должны начать сначала, ― вдруг говорит он.

Я в замешательстве свожу брови вместе, а он протягивает мне руку.

– Айден Харди. Двадцать семь лет. Родился и вырос в Сиэтле. У меня есть старшая сестра и брат – я самый младший в семье. Мой отец Гай Харди и он имеет свою юридическую практику, а моя мама – Зоуи Харди – она скульптор и страстный садовод, а еще самый добрый человек из знакомых мне, ― улыбается он. ― В школе я был немного беспокойным, но в колледже взялся за голову и даже с отличием окончил юридический факультет. И я не знаю, что тебе еще будет интересно узнать обо мне, но я расскажу тебе все, что захочешь.

Он впервые так открыт передо мной, и по настороженности в его глазах я понимаю, что ему непросто далась эта открытость. Думаю, для Айдена это высокая степень доверия, которую он проявил ко мне, но это не прошло безболезненно.

Мне хочется подойти к нему и обнять, но я только поднимаю ноги и обхватываю колени руками.

– Что случилось той ночью? ― едва дыша, спрашиваю я.

Его глаза мрачнеют, но он отвечает:

– Николь, Джереми и я возвращались из ресторана, где праздновали повышение Ник – ее сделали редактором отдела. ― Голос у Айдена ровный, но от него у меня мурашки бегут по коже. ― На перекрестке в нашу машину врезался фургон – у него отказали тормоза, и он так быстро вылетел на дорогу – у меня не было шанса избежать этого столкновения. ― Его челюсти напряжены. ― Удар пришелся на сторону Ник и она… скончалась на месте, просто моментально. Джереми… он с тех пор не пришел в себя – врачи говорят, что если когда-нибудь это и случится, он навсегда останется растением, потому что его мозг безнадежно поврежден. А я… ― Он дёргает плечом. ― Отделался небольшими царапинами.

Он рассказывает это так, будто случившееся произошло не с ним. Отстраненно. Но думаю, это всего лишь защитная реакция.

– Твоя невеста была беременна?

Он кивает.

– Да, Кая. Николь была на шестом месяце. У нас должна была родиться дочка, ― не мигая, отвечает он.

Я кусаю щеки изнутри, сдерживая слезы.

– Ты не хочешь, чтобы я спрашивала? ― Спазм сжимает мое горло.

– Я сам сказал, что ты можешь спрашивать обо всем, ― бесцветным тоном говорит он.

– В том-то и дело, что нет – не могу! Есть множество вопросов, которые я хочу тебе задать, но не могу, потому что знаю – тебе будет больно!

– В независимости от того, спросишь ты или нет – это уже случилось, Кая. Я справляюсь с этим – не всегда хорошо, но иногда мне даже кажется, что все может быть нормально. Я снова могу быть нормальным. Обычно это происходит, когда я с тобой.

Его взгляд становится немного мягче.