— Образы, Александр Сергеич, всё образы, а как вы, в самом деле, собрались это делать?
Раевский открыл рояль и стремительно сыграл первые две строчки «Марсельезы». Никто прежде не слышал, чтобы Александр Николаевич музицировал; все замерли, поражённые.
— Я поспорю с вами, — Раевский захлопнул крышку. (Александр Львович проснулся, сказал «Ау?» и снова захрапел). — Во-первых тайное общество полезно тем, что умный человек может найти единомышленников, собеседников и учителей, и не лишиться рассудка, никем не понятый. Во-вторых, хоть и трудно говорить о том, что общество может как-то повлиять на жизнь России, определённые попытки вполне могут предприниматься. Если, например, удастся добиться освобождения крепостных или хотя бы улучшения их участи, это можно считать большим достижением. Кроме того, общество будет полниться членами, в него вступят самые разные люди, пока, наконец, оно не выйдет из тени уже новой силою, имеющей влияние даже на государя.
— Ваши слова легко опровергнуть, — лучисто улыбнулся Якушкин. — Если бы тайное общество уже было, вы бы не вступили в него.
Раевский не отвечал, мягко постукивая пальцами по крышке рояля.
— Напротив, — сказал он, наконец. — Я бы непременно вступил.
— В таком случае, — страшным шёпотом объявил Якушкин, — дайте руку.
Раевский протянул руку, и Якушкин, встав и подойдя к нему лёгкой журавлиной походкой, пожал Александру Николаевичу бледную ладонь. Так они и замерли, сомкнувши руки, пока Якушкин не начал мелко трястись. Раевский поднял брови, и Иван Дмитриевич захохотал в голос.
— Вы что, поверили? Это же всё шутка, друзья.
Раевский фыркнул:
— Как будто я не понимаю.
Орлов и Охотников со смехом захлопали, разбудив Александра Львовича.
— Что вы, друзья, уже и вправду поверили в заговор? Пушкин, вы, право, чуть меня самого не убедили в существовании тайного общества.
— Шутка удалась, — подтвердил Василий Львович. — А не выпить ли нам на прощание с Михаилом Фёдоровичем? Прошка!..
Раевский отдал ему колокольчик.
После пятого долгого звонка пришёл Прошка, заглянул в гостиную и вознамерился снова исчезнуть.
— Куда!
— Вы, барин, чай, не для меня звоните-с.
— Какое — не для тебя! Давай быстро шампанского нам всем, и чтобы стол через минуту был! Уж я тебе, ну!
— Вы поняли, что это было? — спросил Александр, поймав Раевского в коридоре спустя час.
— Ваша проверка. И, думаю, сегодня, самое позднее — завтра вас пригласят вступить в «Союз благоденствия».
— Вы так думаете?
— Да, потому что я так устроил.
— Вы что, чёрту душу продали за талант всё устраивать?
В глазах Раевского плыло что-то усталое и опасное.
— Продал, — сказал он. — И не спрашивайте, как мне это удалось. Я могу ошибаться, и тогда вам никаких приглашений не поступит.
— Если вы окажетесь правы, я буду должен вам.
— Бросьте, Француз. Найдём Зюдена — тогда и будет время на добродетели и долги, а пока это простое сотрудничество. Зачем, вы думаете, им всем понадобилось вдруг в Москву?
— Семёновец и генерал второй армии с адъютантом, и все трое в сговоре? Если это окажется не съезд тайного общества, я съем свой цилиндр.
Раевский посмотрел поверх очков.
— Заманчиво… Даже обидно, что наши мнения совпадают.
— Прощай, моя драгоценная, — доносилось из комнаты Аглаи.
— Нет, назовите меня как р-раньше!
— Oh ma cherie! Tu es mon petit soleil de forêt![14]
— Да, хор-рошо.
Якушкин, собравшийся уезжать в Москву вместе с Орловым и Охотниковым, трогательно прощался с мадам Давыдовой; Орлов продолжал пить с Василием Львовичем; Охотников ходил по двору в одиночестве с книгою под мышкой и пинал камешек; Адель и Катя играли этюды; Катерина Раевская читала что-то вслух Сонечке; дом Давыдовых жил на свой обыкновенной манер.
О событиях, имевших место двумя часами позднее, мы узнаем из -
очередного письма, о котором Пушкин не знал: