Странные вещи

– Даже твоему Пистолету не добраться до моих посланцев, – продолжал он. – Стреляйте в меня, если хотите, чтобы про все ваши тайны было завтра же написано в газетах. Про самые потаенные, самые ужасные и разрушительные… А это что такое?

Кобальт показал на Ганнибала.

– Неужели это тот, о ком я думаю? Сенатор спустит с вас шкуру…

– Сенатору об этом знать необязательно, – поспешно прервал его Уиллит.

– Как вам известно, я готов хранить секрет, – Кобальт заметил под плащом клетку с Клевер. – Ты что же, взялся торговать детьми?

– Ерунда, – возразил Уиллит. – Девчонка с гор, но за ее голову обещана награда.

Собака по-прежнему прижимала Уиллита к дереву, а Кобальт подошел к повозке. Не на такого спасителя надеялась Клевер.

Кобальт стянул с клетки плащ, и они посмотрели друг на друга. Костюм и парик Кобальта казались старинными, но его собственный возраст невозможно было угадать: лицо покрывал грим, такой плотный, что в уголках рта он трескался и осыпался. Вставные челюсти казались слишком большими для него, поэтому он двигал ими, как лошадь с трензелем во рту. В руке Кобальт держал огромный цилиндр синего шелка.

– У нее есть секреты? – спросил Кобальт, влажно причмокнув.

Он щелкнул пальцами, и пес отпустил Уиллита.

– Нет, – покачал головой Уиллит. – Обычная девчонка, дочка лекаря из прерий.

– Но раз обещана награда, значит, есть за что. Кобальт узнает.

– Десять долларов, и я буду готов послушать, – предложил Уиллит, опасливо косясь на собаку.

Кобальт презрительно вздернул подбородок.

– И речи быть не может! – он покачался на каблуках и оперся на трость с серебряным набалдашником. – Секрет разделенный – уже не секрет. Кобальт не расскажет сенатору, что вы похитили его бесценную курицу, а в обмен на это поприжмет эту девчонку с гор. Это не потребует много времени. А ты пока прогуляешься со своими остолопами. Поищите какую-нибудь травку и оросите ее. Со стебельков не успеет сорваться последняя капля, а мы уже покончим с нашим делом.

Гриб и Лопата покорно слезли с повозки под возмущенное кудахтанье Ганнибала.

– Столь жестокое обращение оскорбляет достоинство заслуженного офицера…

Кобальт фыркнул, кивнул собаке, и та с рычанием поставила передние лапы на повозку, по обе стороны от клетки Ганнибала.

– Его возьмите с собой! Моя шляпа не действует на животных.

Гриб снял с повозки корзину с Ганнибалом, и браконьеры стали удаляться по тропе, оставив Клевер с глазу на глаз с Кобальтом. Его костюм так собирался на сгибах, что казалось, будто руки и ноги Кобальта перевязаны бечевкой. Его небесно-голубой камзол, хотя наверняка был очень дорогим, то казался слишком тесным, то, в следующий миг, нелепо просторным. От загримированного лица и высокого парика до перчаток нигде не было видно ни дюйма его кожи. По тому, как колыхалось и перекашивалось на нем платье, можно было понять, что этот человек невероятно хил и немощен. К тому же он насквозь пропах ароматом герани, от которого у Клевер мгновенно разболелась голова. Но самым тревожным было то, как Кобальт смотрел на Клевер: словно она была пудингом, который он собирался съесть.

– Приветствую, – он улыбнулся и тут же поджал губы, не давая челюстям выскользнуть.

Он открыл крышку клетки, и Клевер, охая, вылезла и выпрямилась. Надо было бы задать стрекача, но ноги так затекли, что были как ватные. Ничего не оставалось, кроме как смирно стоять рядом с клеткой. На таком близком расстоянии духи Кобальта жгли ей глаза.

– Не прикасайтесь ко мне, – сказала она, пытаясь казаться храброй и выжидая, пока к ногам вернется чувствительность.

Кобальт рассмеялся, вертя в руках Шляпу.

– Прикоснуться? Зверушка ты грязная! Нет, Кобальт тебя не тронет.

Он постучал тростью по тулье шляпы, как в барабан. Провел пальцем в перчатке по бархатной ленте, покрытой темными пятнами, будто от пролитого вина. И преподнес шляпу Клевер, как официант, предлагающий еду на подносе.

– Ни в коем случае, – предупредил он, – не заглядывай внутрь.

Клевер даже не успела ни о чем подумать, как уже заглянула в пустую Шляпу, и ее тут же окутала тьма. Как она ни старалась, ни вынуть головы, ни отвести взгляда не могла. К горлу подступила тошнота, живот свело судорогой.

– Надо же, всегда-то они смотрят, – промурлыкал Кобальт.

Клевер пыталась отвернуться, но тщетно. Глаза были прикованы к донцу Шляпы. Она даже моргнуть не могла!

– Дочери врача это должно быть понятно, – заметил Кобальт. – Подумай об этом как об очистительном снадобье.

С губ Клевер сорвался болезненный вздох, потому что ее мутило все сильнее. Сейчас ее стошнит.

– Ну, давай же, – подбодрил Кобальт. – Освободись.

Клевер не смогла сдержать тошноты, но вместо желчи изо рта и носа показались и какие-то синие завитушки. Чернильного цвета туман висел в воздухе, складываясь в буквы и слова – и те, извиваясь и приплясывая на ходу, вползали в Шляпу. Клевер услышала шепот.

Я стащила патоку из кладовки вдовы Хеншоу.

Кобальт разочарованно цокнул языком.

– Кобальт не разменивается на патоку. Дальше, вспоминай, копай глубже.