Странный мир. Истории о небывалом

Антона передернуло. Нет уж, хватит, покирял он славно, по гроб жизни не забыть. Хотя кирял он позавчера и огреб дрекольем по бокам. Книжку, кстати, в первый день и вовсе не читал. Раскрыл, невидящим глазом скользнул по длинным строкам, плюнул и отправился на поиски приключений. И сыскал – парни с дубинками небось до сих пор его караулят, если их не перехватила жаждущая любви Милаша.

Итак, позавчера Кирей кирял, а вчера любовь крутил. Это чтобы не употреблять емких, но неодобряемых слов.

Зато сегодня Кирей под обложкой посидит, а Антон будет свеклу варить. Занятие смиренное и душеполезное.

Самодовольное большинство варит свеклу в кожуре, опасаясь, что иначе свекла выварится. И при этом крупные свеклины безо всякой опаски разрезаются пополам! Нет уж, свеклу надо чистить. Ту, что покрупней, нарезать на приличные куски и лишь затем варить. Когда закипит – добавить уксуса, а еще через десять минут – соли. Часть бетаина перейдет в отвар, придав ему замечательный ярко-свекольный цвет. На этом отваре готовят холодный борщ, его добавляют в винегрет, а нет – так просто пьют. Бетаин окрашивает мочу в алый цвет, но не эта интимная подробность главная. Главное, что у пациента, регулярно пьющего свекольный отвар, камней в почках и мочевом пузыре не бывает по определению. Антона Киреева проблемы мочекаменной болезни изрядно волновали, поэтому он всегда чистил свеклу, прежде чем поставить на огонь.

Свекла готовилась закипеть, бетаин щедро экстрагировался водной фазой и ждал уксусной кислоты. Вообще-то бетаин является индикатором, свекольно-красный цвет у него только в кислой среде. Попробуйте отварить очищенную свеклу с содой – получите буро-зеленую гадость, от которой кроме вреда никакой пользы. Антон Киреев пользы своей упускать не желал и готовился ко благовремени влить уксус.

Но покуда не наступил предназначенный миг, приходилось ждать, бросая нетерпеливые взгляды то на уксусную бутылку, то на сочинение Кирея Антонова. С чего-то вспомнилось, что читать книжку предлагалось задом наперед. Как это будет?.. Антон – Нотка… вишь, как музыкально, это тебе не «дзин-таян». А вот Аша, с какой стороны ни читай, так Ашей и останется. Надо же…

Но в целом, как ни крути, фигня получится, если взад-пятки читать.

Антон отставил уксус, наугад раскрыл покетбук, не глядя ткнул пальцем и принялся сосредоточенно переворачивать написанное:

– …гнев, лезу в бой…

Озадаченно потряс головой, как бы проверяя, не бренчит ли там нечто постороннее. Внутри не бренчало, и Кирей продолжил обратное чтение, ведя по строке пальцем:

– Ропот в лад: больно! Он лоб дал в топор!

Ухнуло, грохнуло снаружи, бабахнуло, взвыло не то сиреной, не то издыхающим динозавром. Сквозь пролом в стене вперся свирепый мужик, увешанный немыслимым арсеналом. Бешеный взгляд скользнул по Кирею.

– Сон в нос?

Такова была сила взгляда, что Кирей уставно вытянулся.

– Никак нет! Свеклу варю!

– Тут такое творится, а он кухарничает! Приказ: держаться до подхода наших. Кнат перепускай, а атохеп бомби, чтобы ни один не проскочил!

– Чем бомбить? Свеклой?

– Идиот, отойди!

Мордоворот схватил ножик, которым Антон чистил свеклу, взвесил на руке и метнул в пролом. Там грохнуло, затрещало, рушась. Пролом затянуло дымом и пылью. Вращаясь, словно вертолетная лопасть, ножик вернулся из разрушительного полета и лег в хозяйскую руку.

– Чем худ? Ух, меч!

– Я так не умею! – на последних остатках воли сопротивлялось то, что еще ощущало себя Антоном Киреевым.

Мордоворота перекосило.

– У, кару дураку! На, титан!

Страшенное стрелялище, кинутое бугристой рукой, полетело в физиономию Антона. Кирей успел перехватить убийственную машину и, кажется, даже каблуками прищелкнул. Затем, теряя тапочки, метнулся к пролому. Покетбук – или отныне то был кубтекоп? – затерялся на столе. Серебряная готика заголовка сообщала, что роман «Аша» принадлежит перу Кирея Антонова. Мускулистый десантник с обложки мрачно глядел в потолок, откуда не ожидалось ничего хорошего.

Свекла призывно булькала на плите, но уксуса в нее никто не доливал.

Кирей из-под ладони оглядел белый свет. Словно не мирный гражданин, а картина Васнецова: как Илья Муромец, окрест озирает, как Сивка-Бурка, копытами в землю уперся и, случись что, готов в галоп – хоть туда, хоть отсюдова.

А «что» уже началось: поселок разбит вдребезги, будто варварский сандалик прошелся по куличам в песочнице. Суматоха, крики, детишки плачут, не иначе – Милашины. И рокот: глухой, загоризонтный. Там ворочается железное туловище войны, бесцельно отрыгивая идущие в бой легионы.

Пора действовать.

Залег в прилучившуюся воронку, профессионально выставив сопло стрелялища. И немедленно из-за развалин неприцельно загрохотала очередь, вырубившая кирпичную крошку из ближайшей стены. Был бы упакован по форме: на треть в латы, на две трети голышом, – до крови иссекло бы незакрытые места. А так спасла фланелевая курточка и пижамные брюки: больно, конечно, но терпеть можно.