Странствия Шута

…и что хуже всего, болиголов часто растет рядом с безвредным и вкусным водяным крессом. Посылая юношей и девушек собрать водяного кресса, надлежит предупреждать их об этом.

Семена карриса по своей сути коварны. Нет оправданий тому, чтобы употреблять их в пищу. Обычай посыпать ими праздничное печенье есть мерзость. Отведавший семян карриса испытывает радость духа и легкость в теле. От них сердце начинает биться быстрее, в щеках и паху становится горячо. Человека одолевает желание пуститься в пляс, громко петь или распутничать, не задумываясь о последствиях. Заканчивается действие семян внезапно, оставляя человека изможденным настолько, что он может проспать целый день. И еще несколько дней после он будет ходить усталый и раздражительный и, возможно, жаловаться на боли в спине.

Среди коварных растительных снадобий второе по зловредности – эльфийская кора. Как и следует из названия, это кора эльфийского дерева. Самую действенную кору берут с молодых побегов. Кора эльфийских деревьев, растущих на ухоженной земле в деревнях, обладает наиболее мягким действием, тогда как кора деревьев, выросших на прибрежных утесах или продуваемых всеми ветрами склонах гор, более опасна.

Чаще всего эльфийскую кору заваривают кипятком, чтобы получился крепкий настой. Такой чай из коры придает силы и выносливости, и усталый путник или землепашец, выпив его, может продержаться до конца самого тяжелого дня. Однако выносливость и сила тела не означают крепости духа. И пусть эльфийская кора заглушает боль от раны или в ноющих мышцах, но она угнетает дух и навлекает тоску. Если человек пьет настой коры для того, чтобы поработать несколько лишних часов, он либо должен обладать большой силой воли, либо кто-то должен безжалостно заставлять его трудиться дальше.

Из свитка «Двенадцать злокозненных трав», автор неизвестен

И снова я шагал по коридорам Ивового Леса. Неумолчный шепоток: «Забудь, забудь, этого не было, они не умерли и не пропали, их никогда не было…» – дул мне в лицо, словно ледяной ветер. Оставшись один, я почувствовал, что из-за этого шепота у меня не хватает духу делать что-нибудь, кроме самых простых дел. Мне отчаянно хотелось завернуться в одеяло и задремать у камина, возможно выпив стакан подогретого сидра, чтобы лучше спалось. Прогнать это желание было все равно что пытаться отцепить призрачные пальцы, дергающие за рукав.

Двери моего кабинета осели на петлях, доски благородного дерева вокруг засовов треснули. Я зло оскалился. Дверь была закрыта лишь на засов снаружи, бросаться на нее с мечом не было никакой нужды, но разбойники явно вошли в раж.