Странствия Шута

Войдя, я огляделся внимательнее, чем когда приходил сюда раньше. Жидкий зимний свет просочился в щелку между не до конца задвинутыми шторами, и эта полоска света протянулась, словно указательный палец – нет, словно след от меча, – поперек моего разрубленного стола. Я прошел мимо стеллажей со свитками, пьяно привалившихся друг к другу. Меч Верити, столько лет висевший над моим камином, пропал. Ничего удивительного – даже самый тупой вояка способен оценить этот великолепный клинок по достоинству. Мне вдруг стало горько от этой утраты, но я запретил себе думать о ней. Мне нужно думать о дочери. А меч Верити – всего лишь вещь. Я сохраню воспоминания о том дне и о том, кто вручил мне клинок. Резная фигурка, изображавшая Ночного Волка, Шута и меня, стояла на своем месте, по всей видимости нетронутая. Прощальный дар, который Шут оставил мне, прежде чем отправиться в Клеррес, дар, который заставил его «выдать» меня. Мне было невыносимо смотреть на проницательную полуулыбку Шута.

Я не стал смотреть, что еще было украдено или разрушено, а подошел к столу и до конца вытащил из него ящик. Под ним был другой ящичек, незаметный снаружи, и в нем лежал заткнутый пробкой горшок с эльфийской корой. Достав его, я начал было прилаживать потайной ящичек на место, но бросил это дело, взял ящик под мышку, а выдвижной ящик стола швырнул на пол. Возвращаясь в кабинет имения, я поймал себя на том, что не думаю вообще ни о чем. «Забудь, забудь, забудь…» – монотонно стучало в голове. Собрав всю свою волю, я отгородился от этой песни стенами Силы. И едва мне это удалось, как меня охватила паника. Би похитили, и я не имею представления, где ее искать! Желание немедленно предпринять что-то, хоть что-нибудь, обрушилось на меня, словно удар кнута. Но самое большее, что я мог сделать, – это нести горшочек со снадобьем по коридору, и от этого мне стало так стыдно, что я чуть не бросился обратно под защиту литании «Забудь, забудь…». Тогда я вцепился в свой гнев и свой страх изо всех сил – словно схватился голой рукой за острое лезвие. Собери свою боль и скорми ее злости. Что такое мой страх по сравнению с тем, что в эти самые минуты чувствует Би?

В кабинете над огнем уже висел чайник – я расслышал шипение закипающей воды. Персивиранс тоскливо сидел у камина. Скулы его раскраснелись, но губы были крепко поджаты и почти белые от боли. На столе стоял поднос с заварочным чайником и чашками. Кто-то положил туда же печенья. «Как мило, – с горечью подумал я. – Вспомни ночь, полную ужаса, и – ах да, закуси этот кошмар сладким печеньем».

Чейд взял ящик с травяными снадобьями у меня из рук, открыл его и хмуро изучил содержимое. Я не стал оправдываться за то, что иногда позволял себе расслабиться. Он открыл горшочек с эльфийской корой, вытряхнул немного на ладонь и сказал тоном недовольного учителя:

– На вид старовата.

– Да, не то чтобы очень свежая, – признал я. – Но должна подействовать.

– Подействует.

Он щедро насыпал коры в чайник и передал его мне. Я снял с огня чайник с водой и залил кору кипятком. Наградой мне был разлившийся по комнате знакомый запах, он принес с собой множество воспоминаний о том, как мне самому приходилось пить этот настой. Было время, когда попытки работать Силой доставляли мне мучительную головную боль, когда цветные пятна и полосы начинали плясать перед глазами, а каждый звук становился пыткой. Только после того, как круг магов по случайности зашел слишком далеко в моем исцелении, я обрел способность применять Силу почти или совсем безболезненно. Я так и не узнал, отчего были эти боли – от побоев мастера Силы Галена во время моего ученичества или от магических оков, которые он повесил на меня, внушив, что у меня нет никакого таланта к Силе и я вообще совершенно никчемный человек. Как бы там ни было, до исцеления после тяжелой работы Силой я спасался только эльфийской корой.

– Пусть настоится, – сказал Чейд, и я, вернувшись мыслями к настоящему, поставил чайничек на поднос.

В эту самую минуту вернулся Фитц Виджилант.

– Я отправил встречающего и сказал ему взять с собой еще лошадь. Я не смог подробно описать дорогу к Висельному холму, но уверен, в Дубах-у-воды всякий сможет подсказать ему.

– Отлично, – сказал Чейд, а я просто кивнул.

Я в это время сыпал ивовую кору в чашку. Потом добавил туда же валерианы. Чейд с интересом следил за мной. Я показал глазами на мальчика. Чейд кивнул и добавил еще немного валерианы в ту же чашку.

– И корень валерианы у тебя тоже пересохший, – пожурил он меня. – Надо обновлять запасы чаще.

Я промолчал, но кивнул, наливая кипяток в чашку. Ясно было, что старик не станет извиняться за резкость, которую допустил раньше. Нынешнее его ворчание означало попытку вернуться к привычным нашим отношениям. Ну и ладно.

Чашку я поставил на пол рядом с Персивирансом:

– Дай настояться, а потом выпей. Это не очень вкусно, но вкус тут не главное.

– Это эльфийская кора? – разволновался он.

– Нет. Это ивовая кора, она снимет жар, а валериана облегчит боль. Как твое плечо?