– Только мы начали урок, как послышался какой-то шум. Я не встревожился, просто удивился. Подумал, возможно, это слуги устроили свару на кухне и бьют посуду. Поэтому я велел ученикам сидеть тихо и заниматься, а сам вышел в коридор. Я быстро понял, что крики доносятся от входной двери, а не с кухни. Услышав крик Ревела, я побежал на шум. В вестибюле я увидел Ревела и двух мальчишек-слуг. Они держали изнутри входную дверь, а кто-то колотил по ней снаружи и кричал. Я предположил, что к нам ломятся пьяные лудильщики, но тут кто-то снаружи воткнул меч между створками и задел одного из мальчиков по руке. Я крикнул Ревелу, чтобы он с мальчиками держал дверь, пока я не приведу помощь. Крича слугам, чтобы вооружились и спасали Шун, я бросился на поиски оружия. Я взял старый меч, который всегда висел здесь над камином, и побежал обратно. – Он облизнул губы. Его взгляд сделался рассеянным, дыхание – медленным и глубоким.
– Фитц, – тихо сказал Чейд, – пожалуй, добавь-ка в свою заварку еще эльфийской коры.
Но не успел я что-то сделать, как Персивиранс вскочил на ноги, взял у Ланта из рук чашку и долил туда чая из заварочника. Лант словно окаменел. Чейд так и стоял у него за спиной.
Старик наклонился и тихо сказал:
– Сынок, возьми чашку. И выпей.
Странная боль на миг сдавила мне сердце. Но это не могла быть зависть, нет.
Лант послушался отца. На этот раз он осушил чашку, не поморщившись.
– Я никогда не умел драться. Вы знаете это. Вы оба! – Его признание звучало как упрек. Потом он заговорил уже тише: – Просто я не боец. Дружеская схватка на учебных мечах теплым летним днем, чтобы потом считать, у кого больше синяков, – это одно. Но когда я вбежал обратно в вестибюль, входная дверь уже стояла нараспашку. Ревел попятился мимо меня, прижимая руки к животу. А один из мальчиков лежал на полу в луже крови. Другой пытался отмахиваться от чужаков поясным ножом. Тот чужак, который первым вломился в дверь, рассмеялся и отсек ему голову. И вот в вестибюле остался только я, а против меня – тот, первый, но вскоре их стало трое, потом шестеро, если не больше. Я пытался драться. Честно. Я громко звал на помощь и пытался драться, но это был не фехтовальный поединок. Они вообще не соблюдали правил! Я бился с одним из них, и вдруг вмешивался второй. Мне кое-как удавалось удерживать позицию, но вестибюль широкий, и чужаки рекой вливались в дом, огибая место схватки. Я слышал их топот по коридорам у меня за спиной, слышал крики и звон бьющейся посуды. А потом тот, кто стоял передо мной, вдруг рассмеялся.
Он опустил глаза и умолк. Мне показалось, я догадался, в чем дело.
– Кто-то напал на тебя сзади, да? Ударил по голове, и ты потерял сознание?
– Нет. Никто меня и пальцем ни тронул. Я просто разжал пальцы, и меч упал на пол. А те двое, с которыми я дрался, стояли и смеялись. Один сильно толкнул меня, когда я проходил мимо, но мне было все равно. Я вышел наружу и встал перед домом, под снегом. До сих пор не понимаю почему.
Я кивнул, чтобы не отвечать тем же способом. Для этого мне пришлось бы опустить стены и впустить в себя туман назойливого «забудь, забудь, забудь…». А я не собирался забывать.
– Не переживай из-за того, что не понимаешь. Здесь явно применили магию. Ты не мог ей сопротивляться. Просто расскажи, что было дальше.
– Да, – с неохотой выдавил он, но при этом покачал головой: «Нет».
– Хочешь еще эльфийской коры? – спросил Чейд.
– Нет. Я помню все, что произошло в тот день и в последующие. Я не понимаю, но помню. Просто мне стыдно говорить об этом.
– Лант, и Фитцу, и мне случалось терпеть поражения. Нас жгли, травили, избивали. А еще нас оглушали Силой, заставляли делать глупости, которые потом было стыдно вспомнить. Что бы ты ни сделал, и даже если ты вообще ничего не делал, мы не станем думать о тебе хуже. Твои руки были связаны, пусть и невидимой веревкой. Если мы хотим спасти Шун и малышку Би, ты должен превозмочь стыд и рассказать все, что тебе известно.
Чейд говорил успокаивающим тоном, тоном заботливого отца. Кто-то бессердечный внутри меня поинтересовался, а готов ли я со своей стороны простить Ланта. Я заставил этот голос замолчать.
Лант смог заговорить не сразу. Он раз-другой качнулся на стуле вперед и назад, дважды прочищал горло, собираясь продолжать, но молчал. Когда он все же заговорил, его голос звенел от напряжения.
– Я стоял вместе с остальными под снегом. Люди выходили из дома и становились рядом. Там были несколько верховых вооруженных людей, но у меня не было впечатления, что они удерживают меня. Я боялся их, но больше всего я боялся сделать хоть что-нибудь вместо того, чтобы стоять, как все. Нет, не так. Это был не страх и даже не неохота. Просто казалось, это единственное, что я могу. Там собрались все, сбились в толпу. Многие плакали и переживали, но никто не разговаривал друг с другом. Никто не сопротивлялся. Даже раненые просто стояли и истекали кровью.
Он помолчал, возвращаясь мыслями к тем событиям.
В дверь постучал Булен: