Странствия Шута

Но Слуги давно уже забыли свой долг. У них есть иерархия. Самые низшие – прислужники. Эти не должны нас сильно заботить. Они приходят на остров в надежде дослужиться до высших чинов, но большинство из них так и остается в подавальщиках. Если убить тех, кто отдает им приказы, прислужники разбегутся сами.

Есть несколько детей самих Слуг, их честолюбивые отпрыски, родившиеся не самыми старшими. Эти могут быть серьезной помехой. Далее идут сопоставители, те, кто читает отчеты о снах, сортирует, делает копии и ведет им учет. Сопоставители в большинстве своем безобидны. Самым сообразительным из них Слуги поручают составлять предсказания для тех, кто приходит к ним, чтобы узнать, как изменить свою судьбу к лучшему. Опять-таки сопоставители мало чем смогут навредить, если уничтожить высших Слуг. Они как блохи на собаке. Убей собаку – блохи помрут с голоду.

Уровнем выше стоят лингстры вроде Двалии. Лингстры в основном исполняют приказы наставителей. И нет такого злодейства, на которое не пошла бы лингстра, повинуясь приказу. Наставители – те, кто изучает все несметное множество записей о пророческих снах, накопившихся за века, и ищет способы наилучшим образом использовать их ради обогащения Слуг. А над наставителями стоит Совет Четырех. Вот истинный корень зла, в которое превратились Слуги. Все четверо – чистокровные Слуги, других предков у них не было много поколений. Все они не представляют иной жизни, кроме как в роскоши и богатстве, полученной из украденных пророчеств, предназначенных, чтобы изменить мир к лучшему. Это они, должно быть, решили, что им необходимо заполучить Нежданного Сына любой ценой, – закончил Шут.

Услышав это, я понял, что именно эти четверо будут моими целями. Но продолжал расспрашивать друга.

– Были и другие. Шайн говорит, Двалия звала их небелами.

Шут поджал губы, потом проговорил:

– Можно сказать, это невежественные дети, слишком истово верующие в то, что им сказали. – По выражению его рта я понял, что сам он так бы не сказал. Шут и впрямь продолжил куда более зло: – А еще их можно назвать предателями своего народа. Это дети Белых – те, чья наследственность проявилась неудачно или чей пророческий дар оказался необычным. Виндлайер как раз из таких. Некоторые не могут видеть будущего, но способны научиться запоминать все сны, о которых читали. Они как ходячие библиотеки, могут рассказать наизусть любой сон, не забывая, кому и когда он явился. Других учат толковать события и перечислять сны, предсказавшие его в том или ином виде. Те, кто явился с Двалией и погиб, заслуживали смерти. Ты уж мне поверь.

– Да, ты говорил. Ты по-прежнему в этом уверен?

– Я говорю о тех, кто подавал инструменты моим мучителям. О тех, кто выкалывал на моей спине татуировку едкими красками. О тех, кто медленно и последовательно кромсал мне лицо. О тех, кто срезал серебро Силы с моих пальцев. – Он прерывисто вздохнул. – О тех, кто выбрал беззаботную жизнь, воспитав в себе невосприимчивость к чужим страданиям.

Меня затрясло, но не так сильно, как Шута. Он весь дрожал. Я подошел к нему, заставил встать и взял за плечи – не только чтобы унять его дрожь, но и чтобы побороть собственную. Нам обоим пришлось вытерпеть пытки, а это роднит так, что другим не понять.

– Ты убил их, – напомнил он мне. – Тех, кто пытал тебя в подземельях по приказу Регала. Как только выпал случай, ты убил их.

– Да.

Язык плохо слушался меня. Я вспомнил мальчишку, последнего из своих конвоиров. Как он умирал от яда. Было ли мне жаль его? Да. Но если бы все повторилось, я поступил бы так же.

Я расправил плечи и повторил свою клятву:

– И когда мне представится случай, я убью тех, кто пытал тебя, Шут. И тех, кто направлял их.

– Двалия, – произнес он голосом, полным ненависти. – Она была там. Любовалась с галереи. Передразнивала мои крики.

– На галерее? – переспросил я, сбитый с толку.

Шут вдруг уперся ладонями мне в грудь и оттолкнул. Я не обиделся – мне была знакома эта внезапная невыносимость чужих прикосновений.

Он заговорил высоким, надломленным голосом, словно вот-вот рассмеется, но так и не улыбнулся:

– О да, у них там есть галерея. Зал для пыток там куда более изощренный, чем вы, баккские деревенщины, способны представить. Они могут взрезать грудь связанному ребенку, не проявившему особых талантов, чтобы показать бьющееся сердце и трепещущие легкие будущим целителям. Или заплечных дел мастерам. Посмотреть на пытку приходят многие, одни – чтобы записывать каждое слово, другие – просто чтобы скоротать время после обеда. Фитц, человек, способный направлять ход событий, способный вызвать голод или процветание целого города, со временем утрачивает восприимчивость к страданиям отдельных людей. Мы, Белые, для них всего лишь рабы, нас скрещивают или убивают, когда пожелают. Да, там есть галерея. И Двалия смотрела с нее, как я истекал кровью.

– Мне жаль, что я не могу убить ее, чтобы отомстить за тебя, Шут. И даже просто потому, что хочу.

– Мне тоже жаль. Но есть другие. Те, кто взрастил и воспитал ее. Те, кто вручил ей власть.

– Да. Расскажи мне о них.