Странствующие маски. Итальянская комедия дель арте в русской культуре

Кто до Вахтангова преображал ритм и тяжесть телесного до степени легкости музыки и мысли? Потому что он умел колдовски излучать актерские души, и кто знает, где был бы предел преодолению тяжести земной, если бы не короткость его срока. Было сказано о Вахтангове: он заставляет их пониматься на воздух, и они верят ему так, что могли бы по слову его повиснуть в воздухе. И что может быть легче, как представить себе «Турандот» висящей в воздухе и движущейся в воздухе подобно живому зареву фата-морганы. Только близость огромного солнца, раскаленного животворения создает чудо. Магия Вахтангова создала круг людей, соединенных объятием огненной и легкой веры, озаренных легким чудом «Турандот», – пусть это чудо никогда не будет и расколдовано.

Вот маленькое пророчество о преображении мира, потому что судьба искусства должна в течение времен превзойти судьбы всех иных внушений духа в расколдовании трагедии одиночества и слепоты человека [Бромлей 1923: 38].

Ясно видно серьезное несоответствие между тем, как творчество Вахтангова воспринималось его современниками и первыми зрителями, и тем, как оно было представлено советской театроведческой наукой под слоями идеологического грима. Бесстрашный режиссер-модернист оказался под маской реалиста и последователя своего учителя – Станиславского. Защищая имя учителя от обвинений в модернизме, мистицизме, формализме, ученики Вахтангова модифицировали концепцию фантастического реализма в реализм, зиждущийся на фантазии, а не фантастичности, сближая его с системой Станиславского, с его акцентом на творческую фантазию[48]. Трансцендентальность «Дибука» была сознательно забыта, театральность «Турандот» казалась более приемлемой в рамках советского театрального искусства. По словам В. В. Иванова:

На протяжении многих лет Вахтангов был развернут к России «Принцессой Турандот», в разных редакциях продолжающей жить по сей день. Тогда как в историю мирового театра Вахтангов вошел прежде всего, как создатель «Гадибука». Лики эти столь несхожи, что порой кажется, что речь идет о разных режиссерах. Тем важнее «собрать» художника, заключить столь разные манифестации человеческого духа в рамки единой художественной личности [Иванов 1999:113].