Странствующие маски. Итальянская комедия дель арте в русской культуре

Зрители комедии дель арте ожидали, если использовать определение Миклашевского, «скабрезных ситуаций», то есть фривольных сцен с участием Арлекина с его жезлом, символизирующим эрекцию. Подобная эротика на сцене продолжала традицию греческих комедий и сопряженного с пылким эротизмом культа человеческого тела эпохи Возрождения[57]. Несколько эротических сцен в романе содержат натуралистические описания с прямыми аллюзиями на образ Арлекина. Глядя в зеркале на свое обнаженное тело и «мужской портативный зоосад», В. В. испытывает нервный спазм, который связан с его арлекинизированным мироощущением: «Бесы неизлечимой болезни, “измученного сознания” отодвигали в сторону моих арлекинов»[58].

Дополняя образ Арлекина, английский оригинал содержит несколько аллюзий на других знаменитых персонажей комедии дель арте, но это зачастую бесследно исчезает в русских переводах. В. В. называет своих возлюбленных итальянским словом inamorata — это ведущая романтическая героиня комедии дель арте, роль которой, как правило, исполняли красавицы актрисы, прекрасно сведущие в области литературы и искусства [Miklashevsky 1914: 61]. Несмотря на то что в английском оригинале Набоков употребляет слово inamorata несколько раз, очевидно, для усиления интертекстуальных связей с комедией дель арте, в переводах же это слово заменяется синонимами. Inamorata переводится как «моя возлюбленная, моя первая маленькая душенька, первая маленькая возлюбленная, тайная возлюбленная» и лишь в одном случае в переводе Бабикова используется итальянское слово Inamorata. Несмотря на то что синонимы не оказывают существенного влияния на общий смысл повествования, арлекинизированный женский образ бесследно исчезает. Рассмотрим несколько любопытных примеров. В английском оригинале Набоков пишет:

I slept fitfully, and only in the small hours glided into a deeper spell (illustrated for no reason at all with the image of my first little inamorata in the grass of an orchard) from which I was rudely roused by the spattering sounds of a motor [Nabokov 1990:46].

В переводе Ильина inamorata становится «маленькой возлюбленной»:

Спал я урывисто и лишь в первые послеполуночные часы соскользнул в более глубокое забытье (без всякой на то причины проиллюстрированное видением моей первой маленькой возлюбленной – в саду, на траве), из которой меня грубо вытряхнули трескучие звуки мотора [Набоков-Ильин 1999: 139–140].

В переводе Бабикова – читаем «маленькая душенька»:

Спал я тревожно и только после полуночи соскользнул в более глубокое оцепенение (иллюстрированное без всякой к тому причины образом моей первой маленькой душеньки на садовой лужайке), от которого был грубо пробужден харкающими звуками мотора [Набоков-Бабиков 2014: 55].

Еще одно важнейшее для повествования упоминание слова inamorata встречается в описании провидческих снов В. В. в преддверии новой любви:

I have noticed, or seem to have noticed, in the course of my long life, that when about to fall in love or even when still unaware of having fallen in love, a dream would come, introducing me to a latent inamorata at morning twilight in a somewhat infantile setting, marked by exquisite aching stirring that I knew as a boy, as a madman, as an old dying voluptuary [Nabokov 1990: 102].

В переводе Ильина inamorata в этом предложении переведена как «тайная возлюбленная»: