Странствующие маски. Итальянская комедия дель арте в русской культуре

В свете уличных фонарей мы увидели фигуру человека в макинтоше, быстрым шагом подходящего к ней с другой стороны тротуара; он выстрелил в нее с такого короткого расстояния, что, казалось, он просто проткнул ее своим большим пистолетом. К этой минуте наш шофер, следовавший за Айвором и мной, был уже достаточно близко, чтобы видеть, как убийца споткнулся об ее упавшее, сжавшееся тело. Но нет, он не пытался бежать. Вместо этого он встал на колени, стянул свой берет, расправил плечи и в жуткой нелепой позе поднял пистолет к своей бритой голове [Набоков-Бабиков 2014: 81–82].

Опускаясь на колени и снимая свой берет, любовник-инаморато делает последний поклон – его роль завершена, и он должен покинуть сцену. Продолжая итальянские мотивы, повествователь заканчивает историю своей первой женитьбы рассказом о полубезумном существовании Старова-Благидзе с дырой в простреленной голове: он постоянно вспоминает поездку в увеселительный парк в Италии в далеком детстве [Набоков-Бабиков 2014: 82–83].

Позже приезд будущей третьей жены В. В., Луизы, разрушает его идиллию с дочерью Изабеллой. Первая встреча между мачехой и падчерицей написана в форме мини-пьесы, три действующих лица которой, В. В., Изабелла и Луиза, разыгрывают написанный текст, а невидимый драматург комментирует происходящее. Луиза приезжает в дом В. В. из Рима как инамората-возлюбленная и будто бы выходит на сцену в лучах солнца, напоминающего, как и в случае со сценой убийства Айрис, лучи театральных софитов:

Луиза! Луиза, приодевшаяся ради посещения церкви во что-то розово-лиловое, цвета колибри. Луиза в наклонном луче спелого октябрьского солнца. Луиза, облокотившаяся о рояль, как если бы собиралась петь и с лирической улыбкой обводящая взглядом комнату.

Я первый разомкнул наше объятие [Набоков-Бабиков 2014:203].

Театральное появление Луизы переходит в драматический текст подготовки первой встречи с падчерицей – эта встреча положит начало длительному соперничеству, ревности и ненависти между двумя женщинами. Разговор, приведенный ниже, напоминает авторскую пародию на «Лолиту», устанавливая интертекстуальные связи между произведениями, создавая ситуацию Лолиты наоборот: Луиза, только что переехавшая в дом мужа и его дочери, играет роль ревнивой мачехи, ненавидящей падчерицу, в противоположность Гумберту, поселившемуся в доме Шарлоты (будущей жены) только потому, что он с первого взгляда влюбился в будущую падчерицу – двенадцатилетнюю Лолиту:

ВАДИМ. Нет, дорогая, нет. Дочь может сойти вниз в любую минуту. Прошу садись.

ЛУИЗА (осматривает кресло и затем садится в него). Жаль. Ты знаешь, я раньше часто бывала здесь! В восемнадцать лет мне даже довелось прилечь на этот рояль. Энди Ландовер был безобразен, немыт, груб и совершенно неотразим. ВАДИМ. Послушай, Луиза, я всегда находил твою свободную, легкомысленную манеру поведения весьма привлекательной. Но ты очень скоро переедешь в этот дом, и нам лучше держаться с большим достоинством, не так ли? [Набоков-Бабиков 2014: 203–204].

Поддерживая общую театральность происходящего, Луиза объявляет о появлении на сцене Изабеллы: «О, сцена вторая» [Набоков-Бабиков 2014:204]. Дочь В. В. входит в комнату полностью раздетая, не замечая В. В. и Луизы: