Странствующие маски. Итальянская комедия дель арте в русской культуре

Стихотворение действительно оказалось пророческим. В первой рецензии, опубликованной в «New York Times» 10 октября 1974 года, всего лишь через несколько дней после того, как было написано стихотворение, Анатоль Бройар раскритиковал роман, обвиняя автора в надменном отношении к читателю и одержимости собственным величием. Бройар упрекает писателя в отсутствии естественного словарного запаса, называя роман «банановым сплитом со взбитыми сливками» [Broyard 1974: 45]. В заключении статьи критик заявляет, что «книга свидетельствует о том, что воображение автора поражено тщеславием». Следующая рецензия – Ричарда Пуарье, опубликованная в «New York Times Book Review» 13 октября 1974 года, как бы вторила двум последним строкам стихотворения. Критик пишет о снобизме и самовлюбленности писателя, считающего себя принцем изящной словесности, заключая, что: «“Смотри на арлекинов!” – это роман, в котором Набоков, выступая в роли этакого Принца Словесности, представляет себе, что было бы, если бы поцелуй красавицы превратил его из лягушки обратно в принца лишь наполовину» [Poirier 1974: 2–4].

После первой волны отрицательных отзывов Набоков пишет издателю Фредерику Хиллсу, выражая обеспокоенность судьбой романа, который опять же называет акронимом LATH: «Хочу поинтересоваться, удастся ли вам воскресить рекламу LATH? Я чувствую, что от романа отвернулись как-то слишком рано» [Nabokov 1989: 520–521]. Безусловно, атаки критиков на стареющего писателя напоминали набеги степных атаманов, чуждых миру венецианских карнавалов с их арлекинами.

Прощальный поклон с комедией дель арте

В заключение следует уточнить: было бы упрощением считать предложенную мною интерпретацию романа через призму комедии дель арте основополагающей, как было бы ошибочно ставить роман в один ряд с лучшей прозой Набокова. Эстетика комедии дель арте является лишь одним из текстуальных слоев романа и позволяет нам лучше оценить неразрывную связь писателя с Серебряным веком и столь любимой модернистами комедией дель арте. Без сомнения, эстетика и художественные принципы комедии дель арте были близки Набокову, ибо он, подобно итальянскому комедианту-импровизатору, блестяще владел техникой и был наделен и головокружительным воображением. Комедия дель арте всегда отражала трагикомическую природу человеческого существования, а ее маски воплощали в себе трансцендентальность. Если последовать приглашению писателя и проследить за арлекинами, становится понятно, что роман – это не только вымышленная биография или самопародия, но и гимн искусству, и последний поклон Набокова комедии дель арте, требовавшей от актеров ежедневно проделывать долгий путь через бесконечные лабиринты воображения. Набоковская маска Арлекина позволяет повествователю уходить в безграничные просторы творческого воображения, где он каждый раз заново изобретает мироздание и превращает наскучившую реальность в яркий художественный вымысел.

Глава девятая Алла – императрица-шутиха русской поп-культуры [59]

В 1975 году, почти одновременно с публикацией в США последнего романа Набокова «Смотри на арлекинов!», молодая певица Алла Пугачева ворвалась в мир идеологизированной советской эстрады с песней о трагикомическом клоуне Арлекино. С тех пор прошло более сорока пяти лет, но миллионы русских поклонников все еще пристально следят за жизнью и творчеством исполнительницы «Арлекино», ставшей самой яркой звездой русской поп-культуры. Песня потрясала одних и шокировала других своей новизной, на деле же успех Пугачевой был продолжением богатейшей, но впавшей в советское время в летаргию традиции арлекинизированного искусства в русской культуре, которая описывается в этой книге. Завершающая глава посвящена императрице-шутихе Алле, бессменно восседающей на троне русской эстрады. Сам термин «шутиха», используемый в этой главе, – понятие устаревшее, но исконно русское, он принадлежит к маскарадно-развлекательной культуре и вбирает в себя несколько значений, каждое из которых имеет прямое отношение к триумфальной карьере Пугачевой. Во-первых, это женщина-шут, а как известно, именно дворцовым шутам было позволено то, что не дозволялось простым смертным, поскольку шут – это не только забавный клоун, но и трагический мудрец, носитель истины. Во-вторых, словом «шутиха» назывались в старину потешные ракеты для маскарадных фейерверков, а Пугачева ворвалась на эстраду именно таким фейерверком. В-третьих, аттракционы и развлечения назывались в старину тем же словом – «шутиха», и именно к этой сфере относится творчество Пугачевой.