Странствующие маски. Итальянская комедия дель арте в русской культуре

Когда я проснулся, одно из окон было широко раскрыто. Мой разум и зрение уже были достаточно остры, чтобы различить препараты на столике у кровати. Среди их жалкого племени я заметил несколько выброшенных на берег путешественников, прибывших из другого мира: прозрачный пакетик с немужским платком, найденный и выстиранный персоналом; золотой карандашик, просунутый в петельку ежедневника из кожи морского угря в дамской сумочке; пару арлекиновых солнечных очков, которые, казалось, должны были служить не столько защитой от яркого света, сколько для сокрытия век, опухших от слез. Сочетание этих предметов привело к ослепительной вспышке понимания, и в следующий миг (стечение обстоятельств по-прежнему баловало меня) дверь в комнату поддалась: осторожное беззвучное движение, последовавшее за короткой паузой, продолжилось – в медленной, бесконечно медленной череде отточий, наброшенных диамантом. Я вскричал от радости, и вошла Реальность [Набоков-Бабиков 2014: 271].

Магически исцеляющие предметы, увиденные постепенно приходящим в сознание В. В., это пара арлекинских очков (сродни маске Арлекина) и золотой карандаш (магический жезл писателя-творца). Эти арлекинизированные атрибуты возвращают повествователя к словам баронессы Бредов в самом начале повествования: «Играй! Создавай мир! Твори реальность!» Реальность с большой буквы, в момент полного исцеления от временного паралича, открыта для толкования как читателями, так и литературоведами. Это и возвращение творческого вдохновения, и последняя любовь В. В., которую он называет просто «ты».

«Смотри на арлекинов!» – смелый творческий эксперимент и дерзкий вызов читателям и критикам. Для того чтобы по достоинству оценить роман, читатель должен быть хорошо знаком не только с творчеством Набокова, но и с его биографией, и с эстетикой комедии дель арте. Набоковский идеальный читатель – это «перечитыватель», обладающий развитым воображением, памятью и художественным вкусом [Nabokov 1980: 3]. Теми же качествами обладали и зрители итальянской комедии дель арте, хорошо знакомые с разыгрываемыми сценариями, условностями жанра и характеристиками масок и при этом наслаждавшиеся именно свободной импровизацией актеров-виртуозов.

10 октября 1974 года, через два месяца после публикации романа, Набоков написал свое последнее русскоязычное стихотворение «Ах, угонят их в степь, Арлекинов моих…». Оно посвящено его жене, В. Е. Набоковой: писатель, судя по всему, томится ожиданием реакции критиков и читателей на недавно опубликованный роман, опасаясь за его литературную судьбу. Стихотворение является русским послесловием-размышлением к его последнему англоязычному роману:

Ах, угонят их в степь, Арлекинов моих,
в буераки, к чужим атаманам!
Геометрию их, Венецию их
назовут шутовством и обманом.
Только ты, только ты все дивилась вослед
черным, синим, оранжевым ромбам…
«N писатель недюжинный, сноб и атлет,
Наделенный огромным апломбом…»

[Набоков 1979:299].

В первом четверостишии яркость и театральность венецианских карнавалов противопоставляются скуке и однообразию степного пейзажа. А фантастичность и гротеск комедии дель арте с ее непредсказуемой импровизацией контрастирует со скукой обыденной реальности. Арлекинами названы, как уже упоминалось ранее, другие романы Набокова, а упоминание атаманов добавляет ощущение воинственной враждебности к изысканному искусству. На биографическом уровне, «ты» второго четверостишия – это обращение к Вере Набоковой, с которой Набоков познакомился в 1923 году на эмигрантском балу в Берлине. Вера тогда была в полумаске, а свой роман Набоков поначалу часто называл «Look at the Masks!» – «Смотри на маски!» [Бойд 2004: 754]. Ироничное отношение к литературному величию писателя N – еще одна набоковская пародия на самого себя.