Странствующие маски. Итальянская комедия дель арте в русской культуре

«Смотри на арлекинов!» – роман-игра, роман-бурлеск, он воспринимается как псевдобиография или самопародия мастера, который в конце литературной карьеры решил ввести читателей и критиков в заблуждение, создав своего литературного двойника, с тем чтобы «смешать искусство с жизнью и фантазию с реальностью» [Johnson 1995: 330–340]. Преобладающая тенденция интерпретации романа расшифровывает его загадочное значение через сопоставление его внутренней реальности с жизнью и творчеством Набокова[55]. По мнению Бойда, роман «Смотри на арлекинов!» был литературным ответом Набокова Филду, поскольку написанная им биография привела Набокова в бешенство. Бойд пишет: «6 февраля [1973], в тот самый день, когда в дневнике появилась запись, что он в ужасе от “нелепых ошибок, невозможных заявлений, пошлостей и домыслов” Филда, Набоков начал писать “Смотри на арлекинов!”» [Бойд 204: 734].

Бойд полагает, что, устав от обвинений в том, что он «питает пристрастие к наделению своих персонажей сходством с ним самим, к двойникам, к персонажам-марионеткам, главное назначение коих в том, чтобы позволить нам мельком увидеть руку кукловода, в “Смотри на арлекинов!” Набоков предлагает нам пародийное преувеличение этих ошибочных представлений о нем» [Бойд 2004: 745]. Широко распространенное мнение, что роман был «вдохновлен» биографией Филда и потому «выражает разочарование и гнев, которые заставили его вызвать биографа в суд», имеет под собой фактические обоснования, но не обеспечивает читателя и критика ключом к художественному миру романа, который допускает множество интерпретаций [Springer 2002: 369].

25 ноября 1973 года Набоков написал сыну Дмитрию: «Начиная с 25 сентября я написал 25 карточек (чистые копии) моих Арлекинов, что составляет около 100 печатных страниц, и всего будет около трехсот страниц. Я работаю каждый день, по пять часов или около того, и работа идет гладко и весело» [Nabokov 1989: 520–521].

Д. Бартон Джонсон подмечает, что каждый роман Набокова содержит в себе игры, которые, «дополняя собой чистое удовольствие и восторг, имеют помимо этого и важное смысловое значение» [Johnson 1985: 3]. Одна из таких игр заявлена в названии романа: Смотри на арлекинов! Как ни странно, исследователи просмотрели многие фрагменты мозаики, разбросанные по страницам романа, которые устанавливают связи между театрализованным миром итальянской арлекинады и литературным творчеством. Настало время посмотреть на арлекинов[56].

Арлекинизированный текст романа

Роман «Смотри на арлекинов!» – яркий пример арлекинизированной литературы, поскольку он содержит множество элементов комедии дель арте, таких как итальянские маски, гротескное переплетение трагического с комическим, пантомимы, словесные каламбуры и импровизация. Пристальный текстуальный анализ романа позволяет предположить, что Набоков ожидал от своих читателей посвященности в условный мир и эстетику комедии дель арте.

По сюжету роман является жизнеописанием писателя, Вадима Вадимовича – В. В., родившегося в России и волею судьбы оказавшегося на чужбине. Повествование наполнено театральными образами и ситуациями, и арлекинизированные образы появляются в описаниях критических моментов как личной, так и творческой жизни главного героя – начиная с названия и заканчивая сценой, где В. В. примеривает маску Арлекина. Как уже упоминалось, английский акроним LATH – это не только сокращенное название романа, но и жезл Арлекина – battocchio, являющийся одной из обязательных деталей его костюма [Бойд 2004: 745]. Жезл battocchio выполнял разнообразные функции – как волшебной палочки, способной изменять окружающую реальность, так и сексуального символа. Английский оригинал романа содержит повторяющиеся подтверждения тому, что LATH это не просто акроним, а символ творческого воображения, но многие из этих аллюзий неизбежно теряются в русском переводе. Например, ожидая приезда дочери и расставляя любимые английские и русские книги на полке в ее спальне, в английском оригинале В. В. сетует, что «she would no doubt, prefer “comics” to my dear bespangled mimes and their wands of painted lath…». Lath в данном контексте символизирует перо или ручку писателя, с помощью которой повседневность трансформируется в искусство. Перевод Ильина доносит общий смысл фразы, но в связи с фонетической и лингвистической разницей ассоциация с жезлом Арлекина полностью утеряна: «Она, без сомнения, предпочитает “комиксы” милым моим, усыпанным блестками мимам и их волшебными палочками из крашеной дранки…» [Набоков-Ильин 1999: 239]. Более того, звучание слова «дранка» лишает фразу поэтичности. Перевод Бабикова по настроению ближе к оригиналу, но неминуемо утрачивает связь с названием романа: «Она, без сомнения, предпочитает бульварные книжки с картинками моим драгоценным, осыпанным блестками мимам с их волшебной палочкой из раскрашенного дерева…» [Набоков-Бабиков 2013: 181].

Рис. 19. Арлекин и его палочка – баттокио. Джузеппе Мария Мителли. Гравюра. 1678