– Ополоумел, голый в ночи шастаешь, – сказал Регин и укутал его одеялом. – Воин что надо, убавить бы тебе чуток отчаянности, тогда в самый раз будет.
Они были уже во дворе, когда Регин вдруг прислушался, замер и притянул к себе Сигурда. По его движению Сигурд догадался, что он смотрит вверх, и тоже поднял глаза. Луну затянуло лёгкой облачной дымкой, и в этой дымке он увидел проносящуюся мимо лунного круга сверкающую цепочку крохотных фигурок, похожих на всадников. Сигурд не мог оторвать глаз. Он почувствовал, как напряглись руки Регина, державшего его выше локтей, и понял, что кузнец старается отвернуть его в сторону. Почему-то Регин не хотел, чтобы он смотрел туда. Он не смог закрыть Сигурду глаза ладонью, не рискуя отпустить одну руку – Сигурд был достаточно силён, чтобы вырваться. Когда всадники промчались и растаяли во тьме, он перевёл дух и выпустил Сигурда.
– Спать иди, – сердитым шёпотом проговорил он. – Завтра я тебе кое-что скажу.
Регин и представить себе не мог, что всего через несколько дней его отрубленная голова будет валяться у ног Сигурда, который будет глотать его неостывшую кровь, собранную в золотой ковшик.
Теперь Сигурд знал, кого он увидел тогда в небесах и почему Регин держал его. Он сам был теперь одним из них. Или уже тогда? Во всяком случае, Регин не хотел, чтобы Сигурд лишний раз задумывался о своём происхождении – это было совершенно не в его интересах. Не без злорадства Сигурд подумал, что человек, собиравшийся хладнокровно убить его, как только он выполнит предназначенное поручение, так за пятнадцать лет и не набрался непочтительности укоротить ему волосы. Совершеннолетие он встретил в заплатанных штанах, но с роскошной гривой ярла.
– Не засыпай, – сказал Этельберт, – тебе нужно подойти и поприветствовать конунга. По обычаю полагается.
– А где он? – Сигурд моментально очнулся. – Я как раз пытался его найти, когда меня подстерегла твоя перевязь.
– Пойдём, провожу.
Таща Сигурда по залу, Этельберт особенно не церемонился и распихивал пирующих. Наконец он остановился, выпустил руку Сигурда и шепнул ему:
– Вот он. Ты должен сам подойти. Не забудь, смотри ему прямо в глаза. Так надо.
Сигурд поднял руки и пригладил сбившуюся набок чёлку. Затем отложил за спину складки плаща и твёрдой походкой направился в ту сторону, куда указывал Этельберт.
Пушистые шкуры на полу пружинили под его ногами сквозь тонкие подошвы сапог. С пересохшими от волнения губами Сигурд подходил всё ближе и ближе к тому, кто сидел в низком дубовом кресле.
Не таким он его представлял себе, совсем не таким…
– Ну, здравствуй, сын, – услышал он.
Сигурд стоял перед фигурой в кресле, чувствуя, как пушок вдоль спины становится у него дыбом под плащом. Откуда было ему знать, что сказители, которых он слушал при жизни, видели Одина другим – что, общаясь с людьми, великий ас придавал себе более неприметный облик и одевался по моде Мидгарда… Но в собственной гриднице Одину незачем было притворяться.
– В каком смысле… сын? – осторожно выговорил Сигурд. Один усмехнулся, левой рукой согнав с плеча досаждавшего ворона.
– В обыкновенном. В смысле крови.
Глядел он снизу вверх, склонив голову; Сигурд видел седые завитки на подбородке, смешавшиеся с седыми завитками на груди, и вытянутую вперёд, бугристую от вздувшихся жил ногу в стоптанном поршне, отдыхающую на спине мохнатого волка, который крепко спал на полу. И цвет волос у Одина был волчий, словно бы с подпалиной – разве что кудрявились они не по-волчьи, но от этого делалось ещё тревожнее. Синий шерстяной плащ без всякой отделки, наброшенный на одно плечо, свешивался через ручку кресла; грузный стан охватывал потёртый некрашеный пояс с бронзовой пряжкой, на которой был вырезан «мёртвый узел». Немигающий взгляд единственного глаза изучал Сигурда из-под приспущенных ресниц.
– Но я думал, что мой отец – Сигмунд.
– Сигмунд тоже наш родич, но он был всего лишь мужем твоей матери, – снисходительно проговорил Один. – Что делать, женщины Мидгарда иногда бывают привлекательными.
Он наконец поднял голову и поглядел на Сигурда прямо.
– Я знал о тебе. Только не ждал, что мы свидимся так рано.
Под взглядом его жгуче-синего глаза Сигурд оцепенел. Отвести глаза он не решался – он понял, нельзя – и принял на себя всю силу этого взгляда. Взгляд этот тысячами ледяных игл впивался в его нагое незащищённое тело; Сигурду казалось, что у него сдирают мясо с костей. Каждая жилка в нём чудовищно натянулась, как ремень ромейской катапульты. Полуглухой от биения крови в ушах, Сигурд сделал ещё шаг навстречу Одину.
– Да, – сказал он, и губы его сложились в улыбку. – Я тоже не ожидал. Здравствуй, отец.
Он стоял, впитывая собою взгляд Одина, и где-то внутри Сигурда этот взгляд согревался и, размягчаясь, ложился струйками горячего мёда. То, что ждало своего часа столько лет – всё было сказано, всё вместилось в эти несколько мгновений, прежде чем Один пригасил синее сияние, откинулся в кресле и проговорил добродушно:
– Перетрусил, а? Ведь признайся, было?
– Ни капельки, – с облегчением выдохнул Сигурд. – Не дракон же, в самом деле…