Страшная Эдда

– Если я тебя люблю, это ещё не значит, что я должен потакать всем твоим бредовым выдумкам! Когда Гуннар пойдёт на нас со своим неуязвимым приятелем, ты кончишь жизнь не женой, а рабыней на скотном дворе! Потому что ни один мужчина не простит, когда с ним так поступают.

– Что ж, скотный двор не стыднее такого замужества, – сказала Брюн и безжизненно рассмеялась.

– Ну, знаешь! Гуннар Гьюкунг – позорный муж? За кого, в таком случае, ты собралась? Ждёшь змеиного хана на золотом коне?

– Если не судьба, – равнодушно ответила Брюн, – то ни за кого. Лучше останусь у тебя.

По характеру своему Атли отличался упрямством. Во всех других случаях сдержанный и осмотрительный, он зверел, если ему упорно перечили. И если уж какое-то намерение засело ему в голову, он не мог стерпеть сопротивления.

– Дура! – выкрикнул он. – Тебе не пятнадцать, чтобы ерепениться; через два-три года на тебя клюнет разве ромейский сотник, которому всё равно, что класть с собой в кровать – козу или пехотинца! Вековушек в нашем роду не было и не будет!

Переведя дух, он сгрёб её за ворот платья.

– Вот что, милочка, – сказал он, понемногу принимая свой обычный цвет, – ты можешь называться как угодно, Рекой или Брюнхильд, но я старший, и ты меня послушаешь. Ты выйдешь замуж за Гуннара и получишь половину отцовского наследства, которая тебе причитается – земли, золото, лошадей и всё прочее. А станешь упираться – я не я буду, если я тебя не утоплю в Рейне.

– Какой красивый пояс! – воскликнула Гудрун. – Это мне, да?

Сигурд в испуге приподнял голову от постели. Гудрун, уже одетая, стояла на коленях возле сундука, на котором лежали его вещи, и держала в руках пояс Брюн.

Впервые в жизни сердце у него заколотилось, как у пойманного воробья. Он забыл отдать пояс Гуннару! Разумеется, он не имел права вот так дарить его Гудрун – но если он скажет ей «нет», как он объяснит, с чего это среди его одежды оказался женский пояс? Он не сумеет придумать убедительное оправдание, и, скорее всего, его заподозрят в том, что он надевает женские вещи для колдовства⁴ – для бесчестного колдовства, потому что для хороших дел таким не занимаются. Начнётся дознание, а тогда вскроется, как на самом деле сватался Гуннар… Обоим придётся туго.

– Конечно, солнышко, – с приветливой улыбкой ответил Сигурд. – Это тебе в подарок от гуннского конунга.

С этого дня жить ему оставалось тринадцать месяцев.

После того, как с ним случилось это, он долго не мог ничего понять – последние мгновения его жизни начисто выпали у него из памяти. Он не придал значения тому, что он неодет, думая, что он всё ещё у себя в постели, а Хильду он принял за Гудрун. Но, мало-помалу поняв, что он лежит вовсе не в своей спальне и что женское лицо, склонившееся над ним, чужое, Сигурд вздрогнул, как от укола. Мысль обозначилась внезапно, и он сам испугался её ясности. Ясность эта пронзила его, словно мечом, и он быстро сел и подтянул ноги, озираясь.

– Я умер, да? – тревожно спросил он. Хильда, убедившись, что всё в порядке, отошла к очагу.

– Ну, умер. Зачем так подскакивать?

– Хватит врать, – засомневался Сигурд. – Для Хель ты слишком красивая.

– Почему же Хель? – обернулась Хильда, возившаяся со своим волшебным котлом. – Месяц мой ясный, а другие возможности тебе в голову не приходили?

– Ну-у, – Сигурд пожал плечами. – Не хочешь же ты уверять меня, что это Вальгалла.

– Нет, конечно, – мотнула головой Хильда, коса хлестнула её по спине. – Вальгалла за соседней дверью.

– Глупые шутки, – на всякий случай буркнул Сигурд, хотя, присмотревшись к обстановке, он начал склоняться к мысли, что с ним не шутят.

– Тебя выкупили, – пояснила Хильда. – Хель без тебя как-нибудь обойдётся – не по ней украшение.

Невзирая на неудовольствие Сигурда, она вымыла его молоком из котла.

– Приятно работать с полным совершенством, – беззаботно произнесла она, – никаких хлопот. Ты словно с рождения предназначен в дружинники Одину.

– Говоришь прямо как старый Гьюки, – засмеялся Сигурд. – Что, я и вправду так хорош?

– Да, в рунах твоей души не было ни одной погрешности… почти.

– Секрет, конечно? – обмирая от любопытства, поинтересовался Сигурд.

– Да нет, какие тут секреты! Скажу, если тебе так хочется. Там было трижды подряд повторено tru – «доверчивость». Думаю, это всё же описка.

Хильда положила ему на колени меч в серебристых ножнах.

– Это не мой меч, – заупрямился Сигурд.

– Теперь твой, – тоном, не терпящим возражений, сказала Хильда. – И вот это тоже твоё.

Сигурд крутился, разглядывая себя и своё лёгкое убранство не без удовольствия. Он любил яркие одежды, но при случае был не прочь покрасоваться обнажённым – будь то в бою, когда он пугал врагов своей неуязвимостью, или во время жертвоприношений в священной роще. Единственное, чего он не терпел, это лохмотьев. Ему хватило пятнадцати лет жизни у Регина, напяливавшего на него то, что не успел окончательно истаскать сам. Но плащ, который накинула на него Хильда, выглядел новым и блестел, как драгоценный виссон.