Прости меня, подумал он, зная, что она не простит.
И выпрямился, намереваясь всё сделать быстро.
Она стояла, подняв руки в защитном жесте. Так обычно и бывало — ноги им отказывали, предоставляя зверю полную власть. Но её лицо… что-то было странное в нём. Не страх, не ужас, а восторг и умиление, которые весь день сводили его с ума. Он нахмурился, но упрямо сделал шаг вперёд, к ней.
Она засмеялась, звонко и заливисто.
— О, дорогой, — услышал он, — как я только сама не догадалась? Ты такой же, как я!
Он растерянно заморгал, видя, как она преображается, лицо кривится и покрывается чёрной шерстью, и в глубине зрачков вспыхивает красный огонь. Он попятился. Желание рвать и убивать затихло.
— Ты… — он не верил глазам. — Ты?..
— Я, — сказала она, и алые зрачки дёрнулись в беззаботном смехе. — Мне было так плохо из-за того, что мне придётся тебя убить…
— А мне — тебя, — сказал он, и им тоже овладел истерический хохот.
Ничто не помешает нам любить друг друга, подумали оба, медленно приходя к осознанию собственного счастья. Миром владеет рок, случайный бросок игральной кости, и на этот раз он пожелал, чтобы мы были счастливы.
В сгущающейся темноте они приникли друг к другу и долго стояли, не шевелясь, пока город пытался забыться сном.
Мёртвый
Часы, тикающие над кроватью, не давали спать. Лидия раньше не замечала, что они ходят так громко. Она попыталась вспомнить, когда купила часы. Год назад? Два года? Кажется, их кто-то ей подарил на день рождения.
Ну конечно, это был Ваня, кто же ещё. На задней стороне металлического циферблата, помнится, даже была надпись: «Самой лучшей маме на свете от любящего сына». Ваня всегда приезжал на день её рождения и приносил с собой подарок — очередную вещичку, которая, как ему казалось, облегчала ей жизнь.
Слёзы нахлынули с новой силой. Подушка пропиталась солёной влагой до того, что стала мокрой на ощупь. Лидия проплакала полчаса, прежде чем полегчало в душе. Тогда она встала и распахнула окно, впуская в комнату ночной воздух. Ветерок охлаждал лицо женщины, осушая слёзы на лице.
Сегодняшней ночью луна была огромной. Она сверкала на небе, как алмазный самородок, и неторопливо изливала голубоватый свет на лес у домика. Свет был прозрачным и невесомым — создавалось впечатление, что все вокруг подрагивает и мерцает в этом серебристом мареве. В какой-то момент Лидии невыносимо остро показалось, что Ваня где-то рядом, прячется на опушке и сейчас следит за ней. Но сколько она ни старалась углядеть своего сына среди деревьев, под окном лишь убаюкивающе шумел спящий летний лес.
Надгробие резко выделялось своей сверкающей новизной среди других. И поэтому человеку, который пришёл ночью на кладбище, не пришлось долго блуждать среди могил, выискивая нужную.
Человек остановился перед надгробием, у подножия которого ещё не увяли оставленные родственниками цветы. Он не приходился покойному близким — его не было ни на похоронах, которые прошли вчера, ни на поминках. Не был он и бродягой, который пришел за едой, оставленной у могилы, потому что ничем не напоминал бездомного. И он не был жителем этого городка — сегодня ночью он явился сюда в первый и последний раз.
Человек всмотрелся в золотистые буквы, высеченные на надгробии. В лунном свечении они сливались в короткую надпись:
Человек протянул руку и коснулся надгробия. Несколько секунд он стоял, наклонив голову, словно к чему-то прислушиваясь. На его лице постепенно появилась довольная улыбка.