Страшная Маша

– А ведь вы, Антон Михайлович, иностранец. Губернатор о вас справки наводил… Это ничего, так бывает, так всегда было – приходили чужеземцы и строили, руководили, даже на престоле сидели. И фамилию вам не стоило менять – легко же догадаться. Старожилы помнят, что после войны сюда приехал некий Михаил, который все искал могилу сестры. Нашел и даже памятник ей поставил. Звали ее Любовь Шумилова. Красивый памятник был в Загорье – из нашего черного камня. Так значит, это ваш отец был. Во дела! Я больше вам скажу. Ходил слух, что его сестра, Любовь Шумилова, была изнасилована и родила мальчика, которого вырастила Евдокия и назвала Иваном, записав на свою фамилию – Рагутина. Вот этот Иван и был дедушкой нашего Лешика, а если все так, то вы с Алексеем действительно родня. Маша, а тебе откуда все это известно?

Шмыгая носом и гордо выпячивая живот, Витька выбежал на середину комнаты, гордо заявляя:

– Это я! Я все Машке рассказал, когда в прошлое провалился. На целых сто лет назад.

Маша цыкнула на брата, а Валентина всплеснула руками: «Не обращайте внимания, он только после болезни, может, опять температурит…»

Качаясь, Антон подошел к Маше и схватил ее за руку, пытаясь снять с нее браслет, но вдруг повалился на колени и потерял сознание. Нина и Толик бросились к нему.

– Ох, заболел наш Михалыч, бедненький, – убивалась Нина. – Навалились на него беды одна за другой, а ты, Маша, добавила. Прежде чем человека обвинять, надо знать все обстоятельства. Может, он и скрывал – кто и откуда, но зачем ему Лешку убивать? Если хочешь знать, теперь Михалыч нам всем еще роднее стал – свой, не чужой. Корешки его из нашей землицы растут. Вот потому и хотел, чтобы все тут процветало…

– Да не этого он хотел! – кипятилась Маша. – Он мечтал мертвик найти и разбогатеть, а вас всех превратить в рабов этого камня.

– Уймись! – заткнула ей рот Нина. – Что ты несешь? Я тебе про камень сказку рассказала, а ты поверила, вот дуреха! Не было никаких чудес, люди всякого напридумывали, а вот то, что Леха наш дворянских кровей, – вот это чудо. Чего только в жизни не бывает!

Где-то вдали прогрохотало. Нина вздрогнула:

– Гроза! Только бы не ударило опять. Страх господний, что было, – объяснила она, глядя на приунывшую Валентину, – позавчера ночью одна за другой молнии по горе лупили так, что глаза слепли. Бахнет еще раз – оползнем не обойдется. Конец Предгорью тогда…

Все притихли и тревожно прислушались. Все, кроме Антона. Он так и не пришел в сознание. Нина уже набирала номер скорой, а Валентина ушла в другую комнату собирать недавно распакованные вещи, чтобы вечерней электричкой вернуться в город.

– Нам нельзя уезжать, – остановила ее Маша. – Это опасно.

– Опасно тут оставаться. Ты что, не понимаешь? – завелась с пол-оборота Валентина. – Они сами говорят, что если гора провалится в море, то всех смоет к чертовой матери.

– Это опасно для мамы, – уточнила Маша, – она тут. У Кати-кошатницы. Мы сегодня вытащили ее из ямы. Переломов нет, но мама забыла, кто мы, где мы. Антон не должен ее найти.

Вытаращив глаза, Валентина села на кровать, хватая ртом воздух:

– Но она же… Написала ведь, что все хорошо…

– Это мы придумали, чтобы Антон не искал.

– Ты совсем сдурела с этим Антоном. Да, паршивец. Может, и шпион, но ты его в убийцы не записывай. Он сам еле живой. Скорее бы скорая приехала.

Маша усмехнулась:

– Ему не скорая нужна, а чья-то смерть. Особенно мамина подошла бы.

Валентина покрутила пальцем у виска, разозлившись на Машу:

– Ну сколько можно? Слушай, я согласна, что мы должны остаться и не говорить Антону, где Наташа, но врачам-то ее надо показать.

Маша кивнула. В соседней комнате раздался шум. Взволнованный Витька появился на пороге и завопил:

– Мы скорую ждали, а прибежал Руслан. Он сказал Толику, что лодка перевернулась и рыбаки утонули. И тут Антон как вскочит! Страшный такой, сильный. Кричит, что не нужна ему скорая, и бежать. Толик аж в угол влетел, когда хотел ему путь преградить.

– А я что говорила? – Маша глянула на Валентину. – Если кто рядом умирает, он оживает.

Валентина перекрестилась, а Витька передразнил, сложив молитвенно ладони и закатывая глаза.