Страшная тайна

– Все дело в постоянной досаде и раздражении, – донесся до меня ее голос. – В последнее время все идет наперекосяк. – Тут она услышала топот копыт Роба и медленно обернулась, словно не поверила своим ушам. – Роб! – сказала она. – И свечки! Проворней, Джек, ловчее, Джек, скачи через подсвечник, Джек! Они нужны? – После этого она говорила почти нормально, просто почти все, что она говорила, было неожиданно.

– Свечи, вода и горсть зерна с солью, – сказал Роб.

– А воздух? – спросила Мари.

– Наше собственное дыхание, – ответил Роб. Его учили волшебству, и он, наверное, лучше меня понимал, о чем говорит Мари.

Мы хотели дать ей ее долю зерна и свечу, но она потребовала, чтобы сначала Роб показал ей бок. Сказала, что хорошо бы он не перенапрягался. Но в конце концов мы заставили ее сунуть бутылочку с водой в карман куртки – я тоже запасся – и взять зерно и свечу. Когда мы зажгли ее свечу, стало жутко. Мари вдруг побелела и слегка засветилась, будто свеча освещала ее не снаружи, а изнутри.

Когда мы смогли отвести глаза от Мари, оказалось, что поперек моста нет никакой решетки и вообще никого нет. Даже тех двух статуй. Мы переглянулись, пожали плечами и пошли через мост. Копыта Роба стучали там совсем не так громко. И вообще была почти полная тишина. Внизу бурлила огромная полноводная река – и от нее не доносилось ни звука. Мост был широкий, как автотрасса, и выгибался крутой дугой, и нам казалось, что все просто, пока мы не перевалили через верхнюю точку и не начали спускаться.

Тут все стало очень странно.

Во-первых, мост, похоже, существовал только там, где его освещали свечи. После этого все было так. Через некоторое время мы привыкли, что несем с собой свой освещенный клочок реальности – так уж здесь все устроено, – но сначала все-таки перепугались: мы ведь раньше такого не видели. Поднимаешь голову – и впереди у тебя несколько шагов отличной дороги, а потом черное ничто. Нужно было не сводить глаз с освещенного участка. Но прямо вниз тоже нельзя было смотреть. Свечи отбрасывали возле ног кружок тени, а тени тоже были черное ничто. Хуже всего получалось под телом Роба. Он будто бы шел по овалу пустоты. Когда он это заметил, то уперся в землю всеми четырьмя копытами и застыл, трясясь от страха. Хвост у него так и хлестал по бокам. Но и мы с Мари тоже были хороши.

– Нам… нам надо идти дальше, – сказал наконец Роб.

– Дорога вдаль и вдаль ведет, – сказала Мари.

И мы пошли – по шажку – дальше, на каждом шагу боясь рухнуть в пустоту.

Мало того: было такое чувство, что пустота затаилась под освещенной частью и только и ждет, когда мы провалимся. Это была такая живая пустота. Я не могу это описать, хотя и знаю, что она была черная и когтистая, – хуже всех папиных демонов. Все мы понимали, что она живая. Мы слышали, как она елозит и скрипит, и ощущали ее ледяное дыхание снизу. Она ползла за нами прямо у нас под ногами.

Роб пробирался вперед, будто по стеночке, и проговорил сквозь стиснутые зубы:

– По-моему, мне в жизни не было так страшно.

– Отлично, – сказала Мари. – Мне тоже до смерти хотелось в этом признаться.

Я не мог выдавить ни слова.

Потом стало еще хуже, потому что мост стал трескаться, и чем ближе к той стороне, тем сильнее. Он разваливался на куски вроде льдин. А между льдинами таилась пустота и ждала, когда мы провалимся. А следующий кусок было видно, только если поднести к нему свечу и осветить. Иногда особенно трудно приходилось нам с Мари – например, когда до следующего куска нужно было сделать длинный шаг, а у нас обе руки были заняты и мы не могли даже держаться друг за друга для равновесия. Тут уж закрываешь глаза, делаешь длинный-длинный шаг и надеешься, что обойдется. Иногда особенно трудно приходилось Робу – например, когда куски были маленькие и расставлены неравномерно. Ему оставалось только идти на цыпочках, переставляя копыта по одному. Два-три раза он закатывал глаза, и я боялся, что он сейчас взбесится. Но мы все-таки перешли мост – льдинка за льдинкой, – и нам казалось, что мы прошли много-много миль, но потом мы увидели на конце моста резные колонны. Прошли между ними – и поскорей выбежали на твердую землю.

Там было не лучше, просто по-другому.

Дорога, которую освещали наши свечи, была всего лишь тропинкой, отчасти заросшей то ли терновником, то ли ежевикой, то ли еще чем-то, и кусты были выше Роба. А колючки очень острые. Робу пришлось плохо, потому что он не мог повернуться боком, как мы с Мари. К тому же там, где среди кустов были прогалины, гулял жуткий ветер. Огоньки свечей на нем отклонялись под прямым углом. Но свечи все равно не гасли. Через некоторое время мы даже бросили прикрывать огоньки руками. Да и неудобно это – прикрывать свечу рукой, в которой зажата горсть зерна. И вообще всем нам этот кулак был нужен, чтобы расталкивать колючие ветки.