Страшное дело. Тайна угрюмого дома

– Что же мне нужно делать, Анна? – продолжал Смельский, тихонько дотрагиваясь до нее. – Не плачьте!.. Я не могу видеть ваших слез!.. Приказывайте!.. И я все исполню!

Анна быстро отняла руки от лица.

– А! Приказывать? Так слушайте! Я не только запрещаю вам говорить то, что вы сейчас сказали про мою бедную сестру, но и думать это! Вы должны заняться этим делом и выступить защитником Краева. Вы должны собрать все данные для его оправдания, если оно возможно, или хоть для смягчения приговора над ним.

– Но разве это возможно! – воскликнул молодой адвокат. – Ведь он же пойман с поличным.

– Прекрасно! Ищите смягчающих мотивов и обстоятельств. Слышите! Делайте все, что возможно, если вы меня любите!..

Анна вся трепетала, говоря это, но теперь ее глаза, устремленные на Смельского, блестели уже не упреком или оскорбленным самолюбием, а тем знакомым чудным мерцанием, которое с первого раза покорило сердце молодого человека.

Анна протянула Смельскому обе руки. Они были холодны и дрожали.

– Делайте все, что возможно, верьте моему чувству, Андрей Иванович, оно никогда не обманывало меня. Таня непричастна к этой страшной драме… да какой-то тайный голос шепчет мне, что этот несчастный Краев – тоже какое-нибудь слепое орудие… Но я не защитник по профессии, я не присяжный поверенный тайн преступника, а все это – вы и вы должны выпытать у него из души все эти тайны и на них построить свою защиту.

Щеки Анны вспыхнули.

Смельский чутко слушал ее, слегка наклонив голову, а когда поднял ее, ответил только одним взглядом.

Затем они крепко пожали друг другу руки и уже с другим настроением двинулись по дорожке, ведущей к сламотовскому парку.

Теперь не было уже ни слова сказано про это дело.

Анна расспрашивала только про Шилова и заставила Смельского воспроизвести и встречу их, и весь разговор.

Далее она решила, что останется у сестры, а он пусть остается у Шилова.

– Это немного неловко! – сказал Смельский. – Я думаю взять тут на даче комнату, тем более что, не будучи знаком с графом Сламотой…

– О! Познакомьтесь с ним! – воскликнула Анна. – Это наилучший из людей в мире… Вот истинный человек, этот старик… Ведь как ни судите, он один наиболее чувствительно пострадал от этого случая, ведь его сто тысяч пропали, а он сам же первый пришел в семью похитителя, и не будь его, бедная Таня умерла бы без помощи… Вот это человек… Побольше бы таких людей…

– Да, – задумчиво ответил Смельский, – это хороший поступок!..

Они вошли под тенистые ветки парка.

Пахнуло густым запахом березовой и сосновой смолы, прохладой.

Неподалеку виднелась скамья.

Молодые люди сели на нее, и оба задумались.

Несколько минут царило молчание и тишина, только время от времени прерываемая шепотом листьев или каким-нибудь странным, необъяснимым звуком из глубины чащи, которыми изобилует всякий лес и от которых каждый раз путник пугливо вздрагивает.

– Знаете что? – вдруг вскрикнула Анна и даже поднялась со скамьи. – Познакомьте меня с этим Шиловым, с этим героем драмы.

– Это зачем? – вздрогнув даже, спросил Смельский и почувствовал вдруг такое что-то, что он не мог и назвать себе словами; это было ощущение мистическое, это был ужас перед чем-то, на минуту таинственно выглянувшим на него из мрака будущего.

И отвратительно безобразно было это что-то.

– Для чего? – повторил он.

Но Анна не заметила его волнения, она сообразила что-то и тотчас же перерешила.

– Нет, не теперь, я еще переговорю с Таней.

«Для чего вам видеться с Шиловым?» – хотел было еще раз спросить Смельский и вдруг устыдился этого вопроса.

Анна свободна знакомиться с кем ей угодно.

Разговор, который приводит Анну в окончательное недоумение

С этого дня решено было между Анной и Смельским устроиться так.

Он поедет в Петербург для свидания с заключенным и там останется жить, а приезжать в Сламотовку будет только в тех случаях, когда у него найдется что-либо сообщить Анне интересного по делу.

Но Смельский все-таки решил на случай приездов взять комнату у одного из дачников.

Расставшись с ним, Анна медленно и задумчиво пошла к даче сестры. Таня все еще была в забытьи. Так ей в этот день и не пришлось видеться и говорить с Краевой.

При этом сиделка, отчасти уже посвященная в семейную драму, посоветовала Анне, если она дорожит здоровьем сестры, отложить не только всякие разговоры, но и само свидание, пока хотя бы часть сил, потраченных в тяжелой болезни, не возвратится.

Анна невольно согласилась с этими доводами и вот несколько дней подряд старается быть незамеченною в доме, играет с детьми, читает или под вечер сидит задумчиво на скамейке под развесистой березой и думает, чем все это кончится и что скажет ей Таня, когда увидит ее.

Прошла неделя.

Татьяне Николаевне делалось заметно лучше, силы возвращались, а с ними вместе и сознание ужаса своего положения.

Когда ей сказали, что уходу за собой и за детьми она обязана графу Сламоте, она горько разрыдалась.