– Фрау Труда – дурная женщина и занимается темными делами. Если только ты к ней пойдешь, то ты нам больше не дочь.
Но девочка не послушала запрета родительского и все-таки отправилась к фрау Труде. Приходит она к ней, а фрау Труда и спрашивает:
– Отчего ты такая бледная?
– Ах, – отвечала она, дрожа всем телом, – я сильно испугалась того, что увидала.
– Что ж ты увидала?
– Увидала черного человека у вас на лестнице.
– Так то был углежог.
– Потом увидала я зеленого человека.
– Был то охотник.
– Потом увидала я красного человека.
– Так то был мясник.
– Ах, фрау Труда, до чего же мне было страшно! Посмотрела я в окошко, а вас не увидела, и сдается мне, был это сам дьявол с огненной головой.
– Ох-ох! – сказала та. – Стало быть, видела ты ведьму в истинном обличье. А я-то давненько тебя дожидаюсь, хочу, чтобы ты мне послужила и немного посветила.
Тут превратила она девочку в деревянный чурбак и кинула его в огонь.
А когда пламя как следует разгорелось, подсела поближе, стала греться и сказала:
– Вот теперь-то стало светло!
Брайан Ходж
Лохматый Питер и его друзья
Про особняк, где они размещались, говорили, что за долгие годы не случалось, чтобы над ним хоть раз засияло солнце, а когда шел дождь, он был ледяным, как на Северном полюсе. Что ж, так и должно было быть, ведь в их жизни солнце тоже не светило невесть как давно, а может, его лучи и вообще никогда не касались их несчастных лиц.
Они не были предназначены для солнечных дней и парков, для лодочных прогулок и пикников. Упаси бог. Они были другими детьми, чей удел – грозы с градом, зловещие и мрачные закоулки, кораблекрушения и бедствия.
При этом они все же были востребованы. Посетить их означало увидеть будущее, свою судьбу в конце неверного пути и схватиться за голову в надежде, что еще не все потеряно. Взглянуть на них значило понять, что для большинства, почти для любого другого ребенка в мире, не зашедшего так далеко, как они, есть еще шанс исправиться и покончить с заблуждениями.
И потому, каким бы мрачным и зловещим ни было их обиталище, люди сюда приходили. Прямо рвались сюда. Приезжали полные машины, порой даже полные автобусы. Одну экскурсию для них проводили утром, одну днем и (видимо, для тех, кто хотел обеспечить своему ребенку бессонную ночь, полную кошмаров) еще одну вечером. Плату у входа принимал мистер Крауч с суровым лицом или, даже чаще, миссис Крауч с еще более непроницаемым лицом, и экскурсия начиналась. Можно было задерживаться сколько угодно, где только захочется – иногда такие лишние минуты необходимы, чтобы идея достигла сознания особо упрямого или тупого ребенка, – хотя, топчась на одном месте, вы рисковали упустить часть полезных разъяснений мистера Крауча. Питер слушал его болтовню уже очень долго. Наверное, если бы старик заболел или – еще лучше – свалился с лестницы и сломал свою мерзкую цыплячью шею, он, Питер, смог его заменить и ни разу бы не сбился.
Вот и сейчас он прислушивался – слух у него был удивительно острым, – отмечая, что с прошлого, да и позапрошлого раза не изменилось ни словечка.
– Этого хмурого паренька зовут Каспар, – доносился снизу голос мистера Крауча, всегда начинавшего свой тур с комнаты Каспара. – И трудно найти более подходящее имя для таких, как он, потому что если только он не возьмется за ум, то скоро превратится в привидение, вот увидите.
– А что с ним не так? – спросила женщина из толпы. – Выглядит терпимо.
– Он вообразил, что еда, которую ему подают, слишком плоха для него. Уж как пытались его бедные родители впихнуть в него хоть кусочек, но он только плотнее сжимал губы. Что же им оставалось делать, как не привезти его сюда, а? А ведь он был когда-то здоровым мальчуганом. Можно даже сказать, пухлым мальчуганом. А сейчас? Вы только посмотрите.
На этом месте всегда была драматичная пауза.
– Ну-ка, покажи свои ребра, малыш. Продемонстрируй свои ребра этим добрым людям.
Тут публика всегда начинала дружно ахать.
– Хотите попробовать его покормить? – обращался к кому-нибудь мистер Крауч.
– Нет, нет, спасибо… может, не надо, – отнекивался кто-то.
– Ерунда. Идите-ка сюда и просто протяните ему вот это. Увидите сами, что будет.
Раздавался щелчок и лязганье дверцы такой ширины, чтобы передать то, что не пролезло бы между прутьями решетки. Например, миску.
Питер знал, что за этим должно последовать. Но этого не произошло. Сегодня. Иногда и так бывало.
– Говори свои слова, малыш! – пророкотал мистер Крауч. – Скажи слова!
– Уберите прочь этот гадкий суп! – крикнул Каспар, но голос его звучал неубедительно. Так тоже бывало, иногда.
Снова раздался щелчок, а мистер Крауч захихикал:
– Видите? А я вам говорил, так-то. Неисправим, и ему недолго уж осталось. Не дотянет и до конца месяца, если хотите знать мое мнение.
Если слушать мистера Крауча, Каспару оставалось жить не больше месяца вот уже несколько лет.
– А теперь мы идем к Паулине! – восклицал мистер Крауч, перекрывая шарканье подошв, а затем раздавался новый изумленный вздох, опережающий даже пояснения хмурого старика.