Страшные сказки народов мира

– Почему на нём колпак? – вдруг подал голос Пьер. – Папенька говорил, что после революции палачам разрешили не прятать лица. Теперь это не считается позорным занятием.

– Не считается, – кивнул головой Этьен. – Парижский палач, отрубивший голову самому королю, вообще чуть ли не в героях теперь ходит. Уж он-то лицо и не думает прятать.

– Наверное, наш палач старомодный, – предположил Жерар, отрываясь от булочки.

– Может и так, – усмехнулся Этьен, – ничего. Всё теперь по-новому. Глядишь, увидим ещё, как он свой колпак снимет.

Жак внимательнее присмотрелся к палачу, готовившему гильотину к работе. Особое внимание парня привлёк значок, украшавший плечо экзекутора – трёхцветный символ Республики. Не какая-то паршивая латунь. Опытным взглядом потомственного жестянщика Жак видел – значок выполнен из настоящего серебра. Такие выдавали лишь тем, кто особо ценен на службе революции.

Тем временем палач закончил приготовления. Весомо подняв правую руку, он остановил гвалт толпы. Все замерли в ожидании. В неожиданно сгустившейся тишине над головами собравшихся слышно было лишь жалкие всхлипы ожидающего своей участи фабриканта. Палач подошёл к гильотине и плавным движением надавил на рычаг. Тяжёлое с виду лезвие бесшумно опустилось. Толпа выдохнула. Голова казнимого мячом отпрыгнула в заранее подготовленную солдатом корзину. Достав её оттуда за волосы, палач продемонстрировал голову толпе. В следующее мгновение площадь Белькур огласилась многотысячном рёвом. Люди смеялись и хлопали в ладоши. Поморщившись, Жак начал спускаться со стены.

*****

Тем же вечером друзья сидели на холме Фурвьер и любовались видами закатного города, раскинувшегося далеко внизу на берегах двух великих рек. День выдался насыщенным: после казни ребята приняли участие в многолюдной демонстрации, прошедшей по центральным улицам по направлению к санкюлотским казармам, разместившимся в здании дворца Сен-Пьер на площади Терро. Вместе с другими они пели революционные песни, размахивали флагами, а Жерару один солдат даже позволил немного поколотить в настоящий военный барабан.

– Всё-таки странный какой-то этот палач, – задумчиво проговорил Жак, глядя на проплывающую по Соне баржу с дровами.

– Чего ж странного? – удивился Жерар, выбираясь из кустов, куда отходил по малой нужде. – Ну не хочет он, чтобы на него пальцами на улицах тыкали. Просто делает свое дело.

– Ага. Не хочет, а значок серебряный нацепил. Мол, смотрите, какой я важный, – ответил Пьер, усевшийся на гигантском куске гранита, торчащего из земли.

Жерар хмыкнул. Пьер почесал голову и неуверенно проговорил:

– Может, он от кого-то скрывается?

Этьен заливчато засмеялся. После казни он вообще стал каким-то необычно весёлым и весь день подкалывал друзей. Но подкалывал по доброму, а не так едко, как раньше.

– Это палачу то от кого-то скрываться? Да он же почитай что второй человек сейчас в Лионе, после коменданта. Нет, парни, тут что-то другое.

– Что же? – икнул Жерар.

– Да кто ж его, беса, знает?

– Я уж думал, ты нам расскажешь, – подал голос Жак. Весёлый настрой Этьена стал его почему-то раздражать. Уж лучше бы он был язвительным, как прежде.

Этьен пристально посмотрел на Жака, усмехнулся и достал из кармана жёлтое, чуть увядшее яблоко. Протерев его рукой и надкусив, он бросил его Пьеру.

– А что, если мы вместе узнаем? – заговорщически подмигнул он Жаку, прожевав яблоко.

– Тебе башку продуло, что ли? Вот такие пойдём прямо к коменданту и спросим…

– Зачем к коменданту? К самому палачу и пойдём, – тон Этьена вдруг стал серьёзным. Жак понял, что приятель не шутит.

– Да ну тебя. Опять какой-то твой дурацкий розыгрыш.

– Чего это? Я серьёзно. Сами подумайте, – Этьен перешёл на шёпот, – палач живёт рядом с новой временной тюрьмой для «подозрительных» на Прескиле. С вечера до утра там туманище – за полшага не видно ни зги. Патрульных почти нет. Проберёмся к его жилищу и подсмотрим, что да как. Уж на ночь он свой колпак точно снимет. Ну что, парни, кто со мной?

На счёт тумана Этьен был прав. Южная оконечность Прескиля, где Сона впадала в Рону, была местностью болотистой и топкой. По вечерам эта низина заполнялась густым белёсым туманом. Лишь редкие лионские рыбаки, с детства привыкшие ходить на своих утлых лодчонках в здешних заводях, отваживались соваться туда по ночам. Приезжим санкюлотам, даже часовым, вряд ли будет охота мёрзнуть в местной сырости. Скорее всего, они укроются в помещении бывших рыбных складов, приспособленных под тюрьму. Замысел Этьена был вполне осуществим, но всё-таки…

Тут слово взял Пьер. Спрыгнув со своего гранитного седалища, он сказал:

– Мне нравится идея Этьена! А если мы ещё и умыкнём что-нибудь из дома самого палача, то всему району нос утрём. Я с тобой!

Жак перевёл взгляд на трусоватого Жерара. Уж этот-то на такую авантюру не согласится. Однако и толстяк удивил друга:

– Куда вы, туда и я. Мне надоело, что соседские пацаны меня дразнят. А я не трус! Когда они узнают, где я побывал – побелеют от зависти.