Страшные сказки ведьмы-воровки

– Да он издевается над нами.

– Хм, – расплылся в улыбке Лисц, – сколько идти от кухни до залы? Пару минут? Если с десертом по пути вы ничего бы не смогли сделать, то поменять бутылку на заранее припрятанную или переданную сообщником, вполне.

Моментально ухмылка сползла с лица паренька, и он, весь побледнев, бросился на пол, вымаливая:

– Вы что, господин детектив! Я тут совершенно ни при чем! – плаксивым голосом ныл Билли, – зачем мне делать нечто подобное! Я так стремился быть лакеем в поместье его величества, и что же теперь?! Да если бы я менял бутылку вина, как вы сказали, я бы задержался и получил бы выговор от господина Преста! Все бы это заметили!

И хотя Билли валялся в ногах детектива, словно раскаивался на страшном суде, Мур чуял сердцем, что злосчастный лакей не перестает таким образом насмехаться над всеми присутствующими.

– Господин Беднам! – бросился к нему несчастный слуга и прижался к ноге графа, – не бросайте меня на произвол судьбы! Не позволяйте им обвинять вашего верного раба! Накажите меня самыми дьявольскими пытками! Прошу! Накажите меня!

– Что ты творишь? – пытался высвободиться от него Беднам, совершенно ошарашенный происходящим, – совсем из ума выжил?!

– Ах, что за боль! – вскинул Билли руки к небу, оттолкнув как бы невзначай от себя Кристофера (хотя Мур был уверен, что сделал он это намеренно), – родись я женщиной, добрый хозяин бы защитил меня! Впервые жалею, что я не прехорошенькая горничная!

Неизвестно сколько бы продолжалось данное унижение, ибо ни Роджер Кипринс, ни Роберт Клер, не собирались бросаться на помощь несчастному Беднаму, который кажется, был совершенно не в силах утихомирить слугу. Эрика спряталась за плечо Мура и давилась от смеха над последними словами лакея.

В комнату вошел Руфус Хазен, сохраняя невероятное спокойствие. Детективу вообще казалось, что его ничто не может вывести из себя. Руфус посмотрел на Билли, распластавшегося на полу, как на ничтожество, и тут же произнес своим томным голосом:

– Что здесь происходит?

Билли подполз на коленях к Хазену и умоляюще прошептал:

– Спасите, добрый господин! Прошу! Они обвиняют не того!

Руфус смотрел на лакея не моргая из-под своих тяжелых век, и не удостоив того ответом, влепил ему хорошенькую оплеуху. Билли вздрогнул, и молча встав на ноги, обиженно произнес:

– Ну, знаете ли, только хорошенькие девушки, обманутые мной, могут давать мне пощечины.

– Как ты себя ведешь! – грозно проговорил Хазен. От всей этой бессмысленной канители у Мура разболелась голова. Он предупредил, что выйдет на пять минут подышать свежим воздухом, но кажется, его никто не слышал. Эрика была поглощена сопротивлением прислуги и господ, и детектив не стал ее тревожить.

Свежий вечерний воздух трепал волосы Мура. Он намеренно вышел, лишь слегка накинув пальто, чтобы немного остудить голову, которая уже вспухла от такого количества безумцев на одно поместье. Все дышало прохладой, и морозный воздух колол детективу щеки.

Пройдя немного вдоль южной части дома, он заметил при свете фонаря на стене табличку, которая выглядела здесь совершенно неуместно. Она вся проржавела, и ее видно позабыли снять. Край этой таблички выглядывал из-под кустарника розы, который в летнюю пору заплетал здесь все своими листьями. Но сейчас ее было отчетливо видно:

«Поместье госпожи Лисандры и господина Энтони Орловски».

Мур еще долго глядел на табличку, не понимая, отчего все говорили, что это поместье принадлежало роду Сьюзен Серибринс-Лебедевой, если же здесь значиться совсем иная фамилия?

Рассуждения детектива прервали доносящиеся женские возгласы неподалеку. Он с любопытством побрел на шум, и увидел перед собою Барбару Юрусланову и горничную с атласной лентой на поясе. Обе девушки люто спорили о чем-то возле плачущей статуи ангела.

– Ты, мерзавка, смеешь перечить мне?! – гневно ругалась рассвирепевшая не на шутку, Барбара, – не смей даже приближаться к господину Беднаму, даже на глаза ему попадаться не смей, иначе я отправлю тебя в публичный дом, нести самое низменное существование!

Горничная смотрела на госпожу с отвращением и ноткой снисходительности одновременно. Ее вовсе не смутили, и даже не испугали угрозы.

– Я стану женой господина Беднама, – продолжала Барбара, словно выплевывая слова от злости, – я не Алиса и не потерплю всяких распутных девиц возле своего супруга!

Внезапно горничная залилась таким звонким, таким пугающим смехом, что у Мура, стоявшего неподалеку, волосы на голове зашевелились от ужаса.

– Ах, ты, тварь! – замахнулась на нее Барбара, чтобы ударить, как девушка, перестав хохотать, резко поймала ее руку.

– Заткнитесь, леди, будьте добры, – проговорила горничная, полная спокойствия. Он взяла Барбару за подбородок, отчего та беспомощно растерялась. – Какой милый ротик и какая грязь лезет из него. Может вы и не Алиса Максималь, но до меня вам далеко. Вы не прикоснетесь больше к графу, в противном случае, я опозорю вас. Та, кто станет госпожой Беднам, стоит сейчас перед вами, леди. Смиритесь и убирайтесь прочь, чтобы я вас больше не видела.