Страшные Соломоновы острова (СИ)

- А чего тут понимать? - хмыкнул друг. - Как просвещенный европеец, ты просто обязан созвать пресс-конференцию и рассказать всем интересующимся о бабушке Земляного Дедушки. И предложить построить у того моста здравницу "Последний путь". Рискуя при этом получить еще один диагноз - буйнопомешанный.

Дитер обескуражено развел руками, а напарник перевел взгляд на меня.

- А ты чего притух? Давай, колись. Чего ты там копнул эдакого и что за полшажка не сделал?

Я неохотно потянул очередную сигарету из пачки. Покрутил, кинул в костер.

- Не помню, почему без тебя, но по весне поехал я покопать на Тихвинку. Хабара практически ноль, вот только попалась мне висюлька странная. Брошь не брошь, медяха литая размером с Катин пятак. Кольцо в кольце, а в середине звезда Давида шестиконечная. Ну, орнамент странный. Будем дома - покажу.

- Ну, это понятно, - пробасил подельник. - Вместе съездим потом, прикопаем, где взял. А по второму вопросу чего скажешь?

Я окунулся в воспоминания.

- Да ерунда, если честно. В двухтысячном по Аргуту сплавлялись. Это река такая на Алтае. Шестерка. Ну, в смысле - шестая, высшая, категория сложности для прохождения. Приложило меня там, кстати, в пороге, от души. Есть там такой Карагемский прорыв. О нем совсем отдельная история, потом как-нибудь расскажу. Оч-чень непростое место. Так вот мы там на поляне катамараны собирали, к сплаву готовились. Куча народу, ясный день. И приспичило мне отлить. Ну, отхожу в кустики чисто формально, метров на пятнадцать. Сделал свои дела и по пути решил ветку облепихи зацепить. Сделал крюк метра три. И вдруг такой меня ужас обуял...

Смотрю на траву перед собой и понимаю, что туда становиться нельзя. Что это даже не смерть, а что-то куда более страшное. Стою, ничего не понимаю. Вон ребята переговариваются. Я их вижу, а они меня. Солнце светит, река шумит, птички поют. А меня колбасит, спасу нет. В общем, сделал я шаг назад, развернулся как в дурном сне и на ватных ногах кое-как в лагерь вернулся. Мучился очень долго от стыда за непонятную трусость свою и интенсивно потом доказывал сам себе, что я не такой. Стыдно вспоминать. Потом списал на непонятки и забыл. Такая вот история.

Не сводящая с меня глаз Хеля несмело напомнила:

- А возвращались мы к мосту зачем? Ты что-то вспомнил?

Тут я взбунтовался.

- Эй, народ, хорош меня пытать. Ну, было и было. Чего привязались? Пойдем лучше на лунную дорожку смотреть.

И мы пошли к воде. Полная Луна лупила вниз как ополоумевший прожектор. По воде скользили нереально четкие угольные тени от проплывавших по небу облаков.

- Колдовство, - тихо прошептала Хеля, прижавшись к Димычеву плечу. - Зазеркалье.

И тут меня накрыло. Сознание раздвоилось, и тот, новый я почти полностью вытеснил из сознания меня прежнего, оставив ему роль пассивного наблюдателя.

- Димыч, - обратился я к другу, - футболка чистая подлиннее найдется?

Подельник, задумавшись, утвердительно кивнул.

- Отдай Змее. Хеля. Иди в палатку, скидывай с себя все и одевай футболку. Потом - ко мне.

А сам пошел по берегу, выискивая сердцем подходящее дерево. Нашел. Обнял, послушал. Оно. Подошли ребята. Я, с трудом размыкая губы, произнес:

- Дитер. Стой и молчи. Ни звука. Понял? А вы разувайтесь.

Недоумевающие ребята медленно разулись и встали рядом со мной. Тот, второй я, уверенно ронял слова:

- Встаньте у этой березы. Одну руку положите на ствол, вторую - друг другу на плечо. Хеля - Димычу, и наоборот. Ногами встаньте не на корни, а на саму землю. Закройте глаза. Вслушайтесь. Это называется материнский круг. Приготовьтесь повторять за мной каждую фразу. Первый Димыч.

В висках моих ртутным набатом билась тяжелая кровь. В глазах плавали радужные круги. Я впитывал кожей все шорохи и запахи ночного леса. Луна опаляла сетчатку глаз под закрытыми веками. Пора. Я прикоснулся ладонью к стволу, чуть выше рук ребят. Из горла тихим гулом полились слова.

- Земля моя. Матерь моя изначальная от сотворения мира.

- ... от сотворения мира, - из бесконечного далека донесся голос девушки.

- Эту женщину я нарекаю своей, и да продлит она Род мой.

- Этот мужчина мой, и да продлю я Род его, - шепотом слетели слова с опаленных губ Хелены.

- И что не успею сделать я, сделают дети наши во имя вечной жизни твоей.

Звук наших голосов сверкающим инеем ложился на затихший лес.

- И жизнь суженой, дороже жизни моей.

- ... дороже жизни моей, - тянулись по стволу вибрации голоса друга.

- И даже смерть не разлучит нас. Так было и так будет.

- ... Так было и так будет, - в унисон отозвались ребята.

Береза жгла ладонь нестерпимо. Я, приходя в себя, уронил руку. Сил не было совсем. Сознание постепенно приходило в норму. Ошеломленная Хеля со страхом прошептала, разглядывая свои пальцы:

- Она жжется.

Димыч бережно взял ее ладошки и прижал их к своему лицу. Девушка обессиленно поникла в его раскрывшихся объятиях.

- Идите, ребята, в воду. Потом спать. Хеля, не бойся. Холодно не будет. Такая ночь, - пробормотал я и, шаркая ногами по земле, побрел к костру.

Потом мы долго сидели с Дитером, щурясь на огонь и молча прихлебывая из бутылки по очереди...