«Возвратившись от заутрени в первый день Пасхи, – рассказывает Анна Петровна Заболоцкая, – я легла спать, и едва забылась, как у своего изголовья услышала, что кто-то горько плачет. Мое сердце защемило от жалости. Боясь открыть глаза, я робко спросила:
– Надя, это ты, моя родная?
Я боялась услышать ответ, ибо мне пришло в голову, что, может быть, моя сестра Надя, давно скончавшаяся, не получив блаженства в вечной жизни, явилась мне, чтобы просить поминовения. Но на мой вопрос послышался нежный, грустный девичий голос:
– Нет, я не Надя.
– Кто же вы? – спросила я. – Скажите, что вам нужно? Я все сделаю.
Тогда рыдания усилились, и она ответила:
– Я Варвара Николаевна. Ради Бога, помолитесь обо мне, помяните меня за литургией!
Я обещала, и рыдания утихли. После этого я открыла глаза, в комнате уже было светло, и никого не было.
Когда к нам приехали родственники, я спросила зятя моего мужа, как звали его сестру, недавно скончавшуюся в Москве. Он ответил:
– Варварой Николаевной.
Тогда я рассказала ему о моем видении. Он был поражен этим и немедленно позаботился о поминовении своей сестры».Известный польский драматург Домник Магнушевский рассказывал, что однажды днем, когда он лежал в постели и задремал, его разбудил шум в соседней комнате, которую подметали, и он увидел свою мать, умершую несколько лет назад. Она стояла около столика и, казалось, читала молитвенник. Когда он в испуге вскрикнул, то она закрыла книгу и мгновенно исчезла. Магнушевский тотчас подбежал к столику и, открыв книжку на загнутом листке, нашел на том месте молитву об умерших.
«Моя племянница Юленька живет у нас уже семь лет, – рассказывала госпожа Давыдова. – Я взяла ее трехлетним ребенком, тотчас после смерти ее матери, а моей сестры. Теперь ей исполнилось десять лет. До последнего времени она была девочкой здоровой, веселой и хорошо училась. Однажды утром она сказала мне:
– Тетя, я видела во сне мою маму, она обещала прийти ко мне наяву и сказала, чтобы я не боялась ее!
Три дня спустя, тоже утром, Юля учила географию. Вдруг она встала и пошла по направлению к двери, как бы к кому-то навстречу, сказав при этом:
– Мама пришла!
Затем Юля протянула руку и подняла голову, как бы для получения чьего-то поцелуя, села на диван, а рядом с ней, как она нам сказала, присела ее мать. Потом Юля сказала, что мама велела передать мне то-то и то-то. При этом заговорила о таких вещах, которые ей были неизвестны, а главное – недоступны в ее годы. Например, она рассказала факты из прошлого, известные только покойной сестре и мне, и передавала такие рассуждения от ее имени, каких ни один десятилетний ребенок не только не мог бы придумать, но даже и вразумительно передать. Впоследствии мы вели с покойной сестрой через Юлю целые разговоры. Эти явления повторялись часто в течение целых шести месяцев, и мы уже привыкли к ним. Одно место в зале было, по-видимому, любимым у посетительницы из загробного мира, на него она обычно садилась и начинала разговор с дочерью.
– Скажи тете, – сказала она однажды, – что я могла бы сделаться видимой и для нее, но она не вынесет и может заболеть, поэтому я и говорю с ней через тебя, так как дети меньше нас боятся, чем взрослые.
Очень часто она просила молиться о ней, и однажды даже заказала отслужить за нее заупокойную обедню и панихиду. Мы все тогда отправились в церковь. Наш священник уже привык к этим рассказам и перестал им удивляться. Как только началась обедня, Юленька сказала:
– Вот и мама пришла со своей подругой, – и при этом она пошла к кому-то, для нас невидимому, навстречу, с кем-то поздоровалась и, вернувшись на свое место, прибавила, что они обе стали на колени перед царскими вратами.
В начале панихиды Юленька сообщила:
– Мама сказала, что ей не такую надо панихиду, а сугубую.
Я подошла к священнику и повторила ему просьбу покойницы, причем спросила, действительно ли есть сугубая панихида.
– Она называется по-другому, – сказал священник, – но все равно я понимаю, что вам нужно. Это очень длинная заупокойная служба, совершаемая обычно в монастырях. Хорошо, я отслужу ее!
Когда запели «Со святыми упокой», Юленька сказала:
– Мама плачет, молится и говорит, что куда уж ей со святыми, хоть бы немного успокоиться!
В одно из своих явлений она сказала Юленьке: