Страсть Черного Палача

– Могу, – спокойно ответил он, так и не повернув головы. – Не любой эмоцией, не любым ощущением, но могу.

– И вы сейчас… причинили человеку боль на расстоянии?

Грегор жестоко усмехнулся, отчего у меня по спине прокатилась волна холодных мурашек. В этот момент в голове проскочила пугающая мысль: “А что, если комендант тюрьмы был прав, и Грегор Вильерт наслаждается своей работой? Получает удовольствие, принося людям страдания? Неужели я связалась с жестоким мясником?..”

– Это был банальный страх, асаи Мальтер, – горько усмехнулся он. – Я заставил его испытать банальный страх.

– Я – не асаи, – дрожь по спине пробежала от этого смешка, – и я вам уже говорила об этом. Не понимаю, почему вас это так веселит? Неужели боль и страх – это весело?

И внезапно поток моего возмущения закончился вопросом, который я вообще-то совершенно не собиралась задавать:

– Также весело вам было с ашаи Дерлиш?

И кто меня дернул за язык вспоминать сейчас несчастного зятя коменданта тюрьмы? Того самого, которого Грегор, якобы, обвинил и казнил напрасно?

Лицо Черного палача мгновенно помрачнело.

– За кого вы меня принимаете? – тихо спросил он. Но от этой тишины стало еще страшнее.

Я вздрогнула, прикусив губу.

– Дерлиш был убийцей и насильником, – продолжал мужчина внешне совершенно спокойно. Но я будто кожей чувствовала, какой огонь вспыхнул внутри него. Огонь, алые отблески которого сверкали в черных глазах.

– Это неправда, – все же нашла в себе силы ответить я, – начальник тюрьмы рассказал мне…

– Что? – резко перебил Палач. – Что его зять был примерным семьянином? Со стороны так все и выглядело. Жена и двое замечательных детей. Только это была лишь одежка. А я видел то, что под ней. Я видел его жертв, Лилиана. Искалеченных мертвых женщин, которых он насиловал сутками.

От этих слов и жесткого тона, с которым они были сказаны, мне внезапно поплохело.

– Но, с чего вы взяли…

– С чего я взял, что это он? – зло ухмыльнулся Палач. – Убийца признал свою вину, стоило мне только дотронуться до его головы. Стоило только показать, что с ним будет, когда я закончу…

Мужчина отбросил кочергу, оперевшись рукой о выступ камина.

Мой взгляд упал на резко сжавшиеся кулаки с набухшими венами.

Колючий холод лизнул поясницу.

– Под пытками люди могут признаться в чем угодно, – пробубнила я неуверенно.

– Лилиана, вы напоминаете маленького ребенка, – вдруг скривился он. – Вам известно, что такое камень-оракул?

Я молчаливо кивнула.

– Он заменяет пророка, – продолжал Грегор. – Человека с даром видеть прошлое. С тех пор, как последний оракул умер от старости, только этот камень может показать, убивал человек в своей жизни или нет. Стоит убийце прикоснуться к камню, как тот краснеет. Окрашивается в цвет крови, которая не смывается с души. Камень чувствует убийц. Остается только выбить признание. Я никогда не занимаюсь людьми, которых камень признал “чистыми". Будь они даже распоследними ворами и мошенниками, если на их руках нет крови, я не обвиню их в убийстве.

– Но его мать, – неуверенно попыталась поспорить я. – На руках ашаи Дерлиша умерла его мать…

– От Клебреллы? – усмехнулся Грегор. – Да, я слышал эту душещипательную историю. А вам не кажется странным, что девять его жертв умерли от точно такого же яда? Не считая многочисленных следов насилия.

Я пожала плечами, совершенно не зная, что ответить.

– Конечно, вам не кажется, – снова жестко усмехнулся он. – Ведь так просто обвинять, не вдаваясь в подробности, правда?

Мне стало стыдно. Так невероятно стыдно, что хотелось провалиться сквозь землю.

Неужели все, что мне говорили, неправда?..

Я смотрела на хмурое лицо Черного палача и не могла понять, во что верить. Кому верить. Но что-то глубоко внутри упрямо тянулось вперед. Туда, где блики камина отражались в грустных, черных глазах, скользили по немного впалым щекам и терялись на кожаных перчатках.

– Ашаи Дерлиш был чудовищем, – уже гораздо более спокойно продолжал Грегор. – И он в деталях рассказал о каждом своем преступлении.

Взгляд Палача на миг полыхнул таким отвращением, что я вдруг совершенно ясно поняла: он не просто не наслаждается собственной работой. Он ее ненавидит.

От этой мысли сердце сжалось, будто сдавливаемое тисками грудной клетки.

Я не знала, что сказать. Хотелось подойти поближе, провести ладонью по мужской щеке, стереть с его лица эту дождливую мглу.

– Значит, вы можете заставить человека испытать любую эмоцию? – спросила я тихо, стараясь немного перевести тему.

Грегор снова посмотрел на меня, на этот раз гораздо спокойнее, без черного огня за чертой глаз.

– Не совсем. Что-то дается легко, что-то – нет, – ответил он задумчиво.

А потом вдруг подошел к моему креслу, пододвинул к нему еще одно и сел чуть правее. На расстоянии не более метра.

И вдруг продолжил рассказывать, как будто я – его старая подруга, а вовсе не случайная знакомая.