– Ты не просто его защищаешь. Ты стараешься ему угодить. Я не видел, чтобы ты старалась угодить кому-нибудь, даже мне или Дому. Сегодня, если ты не присматривала за Виктором, я все время слышал «Максу нужно то» и «нужно, чтобы Макс поел».
Господи боже, она и представить не могла, что это настолько заметно. Девушка с шумом выдохнула. Желание признаться кому-нибудь –
– Ты не понимаешь. Я люблю его.
На лице Тристана появилось выражение жалости.
– Бедная моя…
– Не нужно этого говорить. Я знаю, что это безнадежно. – Пусть и не по тем причинам, по которым ее брат думал. – И я в порядке, правда.
– Не похоже, чтобы ты была в порядке. Когда вы находитесь в одном помещении, от вас почти что летят искры. – Его глаза сузились. – И это заставляет меня задуматься о том, что между вами произошло, пока вы меня искали. Особенно учитывая тот факт, что ты по-прежнему отказываешься рассказать мне о том, как вам это удалось.
– Ничего не произошло, – солгала Лизетт. – И сейчас тоже ничего не происходит. Макс – герцог – был настоящим джентльменом.
– Хмм…
– Не заставляй доктора ждать, – сказала девушка беззаботно.
Бросив на нее еще один обеспокоенный взгляд, Тристан вышел. Как только он закрыл дверь, Лизетт переоделась в ночную рубашку и упала на узкую койку. Нужно было позволить качавшемуся кораблю убаюкать ее.
Однако Тристан ее слишком взбудоражил. В голову Лизетт вновь полезли те же мысли, что и вчера. Если Виктор окажется Питером, то как отреагирует Макс? А если Питер – Виктор – умрет…
О господи, она не могла об этом даже думать.
В дверь постучали. Встав, Лизетт открыла ее. На пороге стоял Макс. Это напугало девушку. Он не пытался остаться с ней наедине с тех самых пор, как они поднялись на корабль.
Макс смотрел на нее, и в свете фонаря его лицо было пепельно-серым, а глаза казались какими-то блеклыми. Похоже, даже не заметив того, что она была полураздета, он вошел в крохотную каюту и, сев на койку, произнес надтреснутым голосом:
– Я наконец нашел своего брата, но я лишусь его еще до того, как успею узнать. Он умирает.
19
Максимилиан чувствовал себя так, словно сама судьба играет с ним ради развлечения. Что хорошего в том, что он нашел Питера, если ему все равно предстояло его потерять?
– Ты видел Виктора? – спросила Лизетт дрожащим голосом.
– Лишь сейчас. Я… я вошел, чтобы сказать врачу, что карантин снят, а… – Его горло сдавило. – Виктор был так плох, что врач решил прибегнуть к кровопусканию. Он боролся, и мне пришлось помочь… удерживать его. О боже, мой брат умирает, а я ни черта не могу сделать, чтобы остановить это!
Закрыв дверь, Лизетт села рядом с ним на койку.
– Во-первых, мы все еще не знаем,
Максимилиан проигнорировал ее слова о том, что Виктор мог не быть его братом. Сходство с отцом было слишком сильным. Виктор должен был быть Питером.
Лизетт сплела пальцы свои и Макса между собой.
– Тристан говорит, что он сильнее, чем кажется.
– Уж точно не этой ночью. – Глядя на нее, Максимилиан почувствовал, что его горло сжимается от страха. – Он, черт возьми, просто пылает. А еще бредит как… как…
– Знаю, – прошептала она. – И понимаю, что тебе на это смотреть еще тяжелее, чем мне.
– Видеть, как измученное тело Виктора вырывается из рук доктора, – это все равно что вновь смотреть на отца, – признался он.
– Однако это не одно и то же, – сказала она ласково. – Причина бреда Виктора в том, что у него жар. Это пройдет.
– Если он выживет, – выдавил Максимилиан из себя, сжав ее руку. – А я не думаю… Я не думаю, что он… выживет.
– Тсс,
– В порядке ничего и никогда не будет! – воскликнул он, отшатнувшись от нее и чувствуя, что страх вновь пронзает его сердце. – Все эти годы я старался подходить к своему будущему логически, планируя сделать свой конец достойным. Чтобы он не причинил вреда никому, кроме меня самого. Я думал, что смогу исполнить свой план. Но сейчас, глядя на него, я понимаю…
Взяв двумя руками ее руку, он с трудом вдохнул.
– Я не настолько силен. Для меня невыносима мысль о том, что я закончу в бреду, так, как Виктор. У него хотя бы есть мы. А у меня не будет никого. Только какой-нибудь доктор с его холодным профессионализмом, какой-нибудь слуга, который будет пытаться меня удержать.
На ее лице появилось выражение жалости, и уже одно то, что его и это не тронуло, свидетельствовало, насколько ему было страшно.
– О боже, Лизетт, сама мысль об этом невыносима, – произнес он отрывисто. – Я собирался остаться с ним в этой треклятой каюте на ночь, но смотреть, как он у… умирает, – это слишком тяжело. Я не могу… Не могу…
Она прижалась своими губами к его губам так, словно хотела его успокоить. Но это заставило Максимилиана лишь отчаяннее желать прикосновений, тепла… жизни, не глядя то и дело в могилу.