Страсть и власть

Она улыбнулась своим мыслям, представив, как ее молодые красивые родители начинали прелюдию к любовным играм здесь, за столом.

— Давайте прервемся с делами на сегодня, — предложил адвокат, заметив ее рассеянность, — это наша не последняя встреча.

Имущество Чарльза Рассела было обширным. Адвокат объявил его завещание вскоре после его смерти. Он тщательно продумал свои пожелания по проведению похорон. Некоторые суммы он оставлял на благотворительность, на деятельность его "альма матер" — Гроутона и Гарварда, своему секретарю, служащим конторы и домашней прислуге, — все остальное завещал своей дочери и внучке.

Одно из указаний глубоко тронуло Марийку. Собственной рукой отец записал: "Гортензии Омейли — небольшую сумму, двадцать пять тысяч долларов, в память о ее доброте и заботе, которую она проявляла многие годы по отношению к моей дочери". Марийка знала, что такой подарок значит для Гортензии, для которой важнее была его память о ней, чем сами деньги.

Он также оставил "три тысячи долларов на праздничный обед в офисе Марийки, когда кто-нибудь из служащих "Стьювейсант коммьюникейшнз" объявит, ударив в колокол, о крупном вливании денег от клиентов в развитие компании".

Небольшие суммы он завещал разным людям. Так, например, "моему старому приятелю и партнеру по рыбной ловле Джефу Фессендену, который не сможет добиться успеха на рыбалке со своим старым снаряжением". Его парикмахер унаследовал серебряную коробку для сигар и весь их запас, которые они любили курить оба. Резная поделка из слоновой кости досталась Джимми Элиготту, "с которым мы многие годы встречались за чаем, ему так нравились такие вещицы, теперь он сможет начать собирать свою собственную коллекцию".

Приятные безделушки, которые он так любил, теперь будут напоминать Чарльза Рассела его знакомым, упомянутым в завещании. Он всегда был сердечным и общительным человеком.

Перебирая бумаги на столе отца, возбужденная воспоминаниями об этом доме на Бикон-стрит, Марийка нашла старый дневник своей матери. Она знала, что мать простит ее за интерес к ее интимным записям.

Марийка вчитывалась в дневник, надеясь проникнуть в тайну, которая сейчас очень волновала ее. На одной из страниц она прочитала:

"Я могу признаться в этом только себе, никому больше. Хотя Чарльз в молодости отличался сверхактивностью в покорении молоденьких красивых женщин и тащил их в кровать, на самом деле он очень неуклюжий любовник. Это обстоятельство оттолкнуло бы меня от него, если бы не его трогательная доброта, внимательность, веселый нрав. Я испытываю благоговейный страх, думая о жизни с таким человеком. Я принимаю всем сердцем его душевные качества, но физическая близость с ним будет очень непростой. Хотя, конечно, все это не так важно, ведь он такой замечательный человек".

Марийка захлопнула дневник и спрятала его в стол. Когда-нибудь она даст прочитать его Лайзе, ей будет полезно понять некоторые вещи. Была ли в жизни ее матери сумасшедшая страсть? Теперь, когда она знала о своем кровном отце, она понимала, что да.

Серджио приехал за день до похорон, и последующие сутки Марийка почти не видела Лайзу. Серджио объяснил свое появление тем, что "смерть дедушки Лайзы вернула ему разум". Марийка заподозрила, что солидная чисть наследства, отписанная Лайзе, вернула ему разум. С другой стороны, она считала, что дочь не так глупа, чтобы стать половиной такого "еврошалопая".

Предусмотрительный Джонатон организовал перелет Энтони, Грега, Стива, Сары и Гортензии на своем самолете из аэропорта Тетерборо в Нью-Джерси до Бостона. Они прибыли рано утром до похорон и успели к началу процессии.

Длинная череда черных лимузинов потянулась от Бикон-стрит к церкви Троицы. Несмотря на трагизм момента, Марийка испытала радостное волнение, открыв дверь дома и увидев Джонатона в сопровождении коллег-друзей. Он поехал в первом лимузине вместе с Марийкой, Лайзой и тетей Викторией. Она хоть могла взять его за руку, не опасаясь посторонних взглядов.

Показалась церковь, с которой у Марийки были связаны разного рода воспоминания. Здесь отпевали ее мать, крестилась и проходила конфирмацию Лайза, здесь они венчались с Дейвидом, и здесь она с ним прощалась. И многие поколения Стьювейсантов и Расселов отмечали в этой церкви свои радостные и печальные события.

Алтарь был освещен колеблющимся пламенем свечей, создавая игру теней на отделанной бронзой и серебром крышке гроба. Трудно было поверить, что ее отец лежит в этом холодном обезличенном ящике. Шесть лет назад Марийка сидела на той же скамейке, когда отпевали Дейвида, но она не помнила ни слов священника, ни какая музыка звучала. Домашний врач напичкал ее валиумом, и сознание во время службы было затуманено. Сегодня она не принимала валиум, горе ее было ясным и глубоким.