Страсть и власть

В своих хлопотах Марийка не забывала о Лайзе, расстроенной не только смертью деда, но и тем, что Серджио бросил ее. Но спустя несколько часов, как она появилась в Бостоне, ей позвонили. Серджио узнал от общих знакомых о смерти деда Лайзы и тут же кинулся к ближайшему автомату, чтобы разыскать ее. Звонок успокоил ее, она перестала реветь.

— Мам, ты не поверишь. Серджио и я снова вместе.

— Он сказал это по телефону? — Марийка вспомнила, как быстро у нее самой менялось настроение от взлетов и падений, когда она была молодой. — Значит, теперь все в порядке? — Она даже улыбнулась дочери.

— Да, он сегодня вечером будет в Бостоне, чтобы поддержать меня.

— Рада за тебя, — сказала Марийка. — Временами ты слишком театрально эмоциональная, Лайза, как героиня итальянской оперы. Теперь, я думаю, тебе стоит поприветствовать мистера Тарстоуна.

— Добрый день, мистер Тарстоун, рада вас видеть. — Девушка быстро пересекла комнату и тепло поздоровалась с адвокатом ее деда.

К месту было бы более трагическое выражение лица, она это поняла.

— Это очень плохо, что я чувствую себя счастливой, когда дедушка умер?

— Нет, твой дед был бы рад твоему счастью, если бы был с нами. Кстати, на что Серджио путешествует?

— Как и я, — ответила она без зазрения совести. — Он знает твой номер карточки "Америкэн экспресс".

— Боже мой, Лайза! Я не могу этому поверить! Если я тебя правильно поняла, Серджио путешествует везде за мой счет? — Она тут же сделала пометку в блокноте о необходимости проверить, не пользовался ли еще кто-либо ее кредитной карточкой. — Мы поговорим об этом позже.

Марийка понимала, что должна быть добрее к дочери, но не могла сейчас видеть, как Лайза едва ли не подскакивала от радости. В голове у дочери сейчас звучала только ей слышная музыка.

— Очень хорошо, что он прилетает, даже если мне придется это оплачивать. Серджио может остановиться в одной из комнат для гостей.

— Ма-а-мочка! — Глаза Лайзы светились благодарностью.

— А сейчас нас извини, нам нужно закончить с мистером Тарстоуном наши дела. Поговорим о твоем друге позже.

Лайза предпочла бы говорить о нем и видеть его прямо сейчас. Они уже переспали с Серджио, и она не представляла, что им сейчас придется разлучиться, даже если они будут в одном доме. Лайза пожала задумчиво плечами и натянула вниз свой серо-голубой лыжный свитер. Марийка перехватила взгляд адвоката, с интересом поглядывавшего на эту молодую женщину со сформировавшейся фигуркой и длинными ногами, обтянутыми в джинсы.

"Джилланд Тарстоун, ты — похотливый мерзкий старик!"

Марийка и адвокат вернулись к изучению бумаг, разложенных на старинном резном столе Чарльза Рассела. Ей трудно было сконцентрироваться на юридических вопросах, когда столько воспоминаний вызывал этот кабинет.

Она вспомнила, как в детстве пробиралась туда и пряталась под этим массивным столом или копалась в ящиках, изучая отцовские "богатства". От одного из ящиков исходил экзотический аромат трубчатого табака, когда она его открывала. В другом хранилась серебряная шкатулка с изящной инкрустацией — в ней отец держал свои марки. Чарльз говорил, что эта шкатулка викторианской эпохи, и Марийка представляла себе, что хранила в ней королева Виктория.

Здесь же, в столе, находились другие шкатулки, только деревянные, с лаковой росписью традиционных индийских сюжетов: смешные человечки в окружении цветов и сказочных животных на фоне необычного пейзажа.

Так странно было сидеть сейчас за этим столом вместе с адвокатом, говорить о смерти отца, когда, казалось бы, совсем недавно она видела родителя за этим столом, и она залезала к нему на колени или усаживалась прямо на стол, и они подолгу о чем-нибудь беседовали. Здесь ее мать, должно быть, писала свои письма на красивой кремовой бумаге с монограммой семьи Стьювейсант, за этим столом она с отцом обсуждала счета и расходы на хозяйство. А отец набивал свою трубку, и дым образовывал в воздухе фантастические фигуры.

Адвокат Тарстоун продолжал говорить, но вместо того, чтобы его слушать, Марийка пыталась вспомнить, когда ее отец бросил курить трубку и сигары. Это было очень давно. Ее мать не любила этого и не разрешала ему курить где вздумается. "Моя комната", — говорил он и смеялся, потому что все старались использовать этот кабинет, как им заблагорассудится.

Панели из красного дерева все еще сохраняли свой экзотический аромат. Высокие окна были прикрыты тяжелыми набивными коричнево-красного цвета с желтым рисунком портьерами, изготовленными в восточной Индии. Старинный диван с резными подлокотниками стояла напротив камина. С потолков свисала медная люстра XVIII века с канделябрами для свечей, которую никогда не зажигали.

Как-то два года назад, когда они с отцом сидели за его столом, он, потягивая из рюмки коньяк после ужина, рассказал, как он и Алиса, устав от разборки бумаг, начинали заигрывать друг с другом, оглаживая один другого ногами под столом. "Неважно, кто первым начинал, — говорил отец. — Движение ноги одного неизменно вызывало активность другого, о работе мы забывали, и дело неизменно заканчивалось в спальне".