Страсти и другие рассказы

— Да, ему не нравились ваши слишком откровенные описания — как бы это сказать? — интимной стороны жизни. Но времена меняются. По сравнению с модернистами вы еще очень даже сдержанны. Да и вообще нельзя отрицать, что эти вещи действительно имеют большое значение, не говоря уже о том, что ни у кого нет права указывать писателю, как писать. Главное, чтобы было интересно и…

Женщина говорила медленно и задумчиво. Выяснилось, что ее отец — один из влиятельных людей в Варшаве. Анна — так ее звали — училась в закрытой школе для «паненок». У нее был сын от Мориса Шапиро. Но он умер несколько лет назад во время эпидемии гриппа. Госпожа Шапиро указала на портрет мальчика в гимназической форме. Ее глаза увлажнились, а подбородок дрогнул. Она сказала:

— Потерянного не воротишь, — и сделала глоток ликера.

Я с трудом мог представить ее в качестве жены Мориса Шапиро, впрочем, в молодости он, наверное, был красивым мужчиной. Он знал иврит, русский, принимал однажды участие в съезде сионистов. Я был рад, что мы одни. Ликер был сладким и крепким, печенье таяло во рту. Хозяйка говорила ровно и тепло, с особой доверительностью, которую женщины выказывают любимым писателям. Она сказала:

— Вы еще молоды. Сколько вам лет? Вы в самом начале пути. Но у вас уже есть мужество быть самим собой.

— А разве можно не быть самим собой? — сказал я, просто чтобы что-нибудь сказать.

— Большинство людей старается походить на кого-нибудь или соответствовать чужим представлениям о том, какими они должны быть. Вот я, например…

И женщина тактично намекнула, что вышла замуж не по собственному выбору, а по настоянию родителей. На самом деле ей хотелось поехать учиться за границу, а не становиться домохозяйкой. Но когда родился Гриша, она решила целиком посвятить себя его воспитанию — как физическому, так и духовному.

— А потом микроб уничтожил труд всей жизни. А что можно сделать? Только смириться и жить дальше.

— Да.

— А почему все время говорю я? Почему бы вам не рассказать что-нибудь о себе? Впрочем, многое о вас мне известно из ваших рассказов.

Чем больше она говорила, тем яснее становилось, что меня пригласили по особому, совершенно необычному поводу. Женщина ничего от меня не скрывала. Я узнал о самых интимных подробностях ее семейной жизни. Они были следующими: после смерти сына ее отношения с мужем ухудшились. Начать с того, что она сделалась фригидной и не позволяла Морису приближаться к ней в течение двух лет. Позднее, когда она узнала, что Морис вступил в тайную связь с женой одного из наборщиков, ее сексуальность вновь пробудилась, но к тому времени уже Морис стал бесчувствен по отношению к ней. Они потратили кучу денег на докторов, курорты, водолечение. Ничего не помогало. К настоящему моменту положение стало настолько критическим, что, если у нее не будет половой жизни, с ней может случиться нервное расстройство. Семейный доктор посоветовал ей кого-нибудь найти, но кого? У нее нет друзей-мужчин, к кому бы она могла обратиться с подобным предложением. Друзья ее мужа — почтенные граждане, женатые уже много лет, отцы взрослых детей. Некоторые из них уже деды. Кроме того, она не может вовсе не думать о своей репутации. Еще жива ее старая мать, у нее есть дяди, тети, целый клан племянников и племянниц. Анна допила свою рюмку ликера и заявила без обиняков: если бы я согласился, она бы стала моей — не здесь, в Варшаве, а во время путешествия в Закопане, в Сопот или еще куда-нибудь. Неужели она хуже тех беспутных женщин, с которыми я — если верить моим рассказам — предаюсь пьяному разврату? Все расходы она возьмет на себя. От нее я, по крайней мере, не заражусь венерической болезнью.

Пораженный, сдавленным от волнения голосом я спросил:

— А ваш муж знает об этом?

— Это его идея.

Я залпом выпил рюмку ликера:

— Почему он выбрал именно меня?

— Из-за ваших рассказов. Мы бы не предложили такого человеку с улицы. Все-таки должно быть хоть какое-то чувство и так далее. Конечно, вы намного моложе меня. Но в одном из рассказов вы упоминаете, что вам нравится, когда женщина старше.

— Да, нравится.

— Мы должны прийти к какому-то решению.

Как эта скромная женщина могла говорить о таких вещах с такой прямотой? — недоумевал я. Впрочем, я давно убедился, что тихие и замкнутые натуры бывают иногда необычайно резкими и отважными. У меня дрожали колени.

— Ваш муж наверняка передумает.

— Нет, он все понимает. Он сам находится под обаянием женщины — довольно вульгарной особы. Смерть Гриши для нас обоих явилась страшным потрясением. Не понимаю, как я осталась жива после такого удара. Но мы оба совершенно изменились. Наша совместная жизнь больше не зависит от физической близости. Мы теперь как брат и сестра.

— А-а…

— Каким бы ни был ваш ответ, надеюсь, вы нас не скомпрометируете.

— Боже сохрани! Клянусь всем святым!