Страсти по Митрофану

На Элю Митя в школе не смотрел. Не здоровался. Если сталкивались где-то лицом к лицу, отворачивался, делал вид, что совсем ее не знает. Это было невыносимо. Эля хотела перейти в другую школу, сходила в соседнюю гимназию, через дорогу, поговорила с директором – та удивилась, что Эля пришла одна, без родителей, еще больше удивилась, узнав, кто ее родители. Девочка походила там по коридорам, посмотрела на сверстников, с которыми ей пришлось бы учиться… У себя – хотя бы известное зло. Чего опасаться, с кем не дружить, кто привычно называется ее друзьями, годами сидит рядом… И решила не переходить. Родители, кажется, даже не узнали об этом. У них открывался филиал мануфактуры в Санкт-Петербурге, они теперь два раза в неделю туда летали. Им было не до чего.

Эля хотела попрощаться с друзьями и пойти к Никите, но они потянулись за ней – машину посмотреть, красный кабриолет, да и вообще… Интересно!

– Привет всем! – Никита улыбался, а Эля подумала, что в Москве, да еще на фоне ее прыщеватых, недоросших сверстников он смотрится превосходно. Если бы она его встретила до Мити, наверно бы влюбилась.

Костик смотрел на него исподлобья, Дуда, который тоже увязался за ними, запрыгнул без разрешения в автомобиль.

– Слышь, дашь прокатиться? Я заплатить могу…

– У тебя столько денег не будет, парень, – улыбнулся Никита.

– Ой, это кто здесь… – Дуда завозился в машине, наклонился куда-то.

Девочки начали кокетничать с Никитой, особенно, понятно, Ирка, и Эля не поняла, о чем говорит Дуда. Она вздохнула – просто нереальная ситуация какая-то.

– А Митяй где? – Никита широко улыбался. – Он же, кажется, с тобой в одной школе учится? Вот, кстати, тебе подарок…

Эля уже все поняла. Она услышала лай. Неужели?.. Вот это здорово. Это правда подарок.

Никита обернулся и достал из машины милого щенка, похожего на игрушечного. Рыжий спаниель, с чудесной палевой шерсткой, блестящей, с задорной мордочкой, умными глазами…

– Ой… ой… – заохали девчонки.

Эля протянула руки и взяла щенка.

– Везет тебе, Элька, – не выдержала Ирка и первая развернулась и ушла.

– Никита… – Эля покачала головой. – Ты не понимаешь. Меня и так ненавидят.

Таня, расслышав последние Элины слова, обиженно надулась, махнула сумкой и тоже ушла.

– Зря ты приехал.

– Не зря.

Эля от неожиданности замерла. Нет. Незаметно подошедший сзади Митя крепко обнял ее за плечо, передвинул руку на шею, резко качнул к себе.

– Привет, Никит! – сказал он так, как будто они расстались два часа назад у концертного зала Юрмалы. – Как поживаешь?

– Отлично поживаю, Митя. А ты как? – прищурился Никита. – Что ты Элю держишь за плечи? Она не упадет.

– Держу, потому что…

Эля поняла, что весь запал Митин прошел. Она не вырывалась, замерла. Он так еще немного постоял, потом отпустил руку.

– Вот то-то же, парень, – с самой милой улыбкой и негромко сказал Никита. – Я, видишь, собаку своей девушке привез.

– Эля – твоя девушка, – очень плохо улыбаясь, повторил Митя.

– Конечно. Мы целые две недели сейчас провели на Сардинии. Эля пела на фестивале, мы объездили весь остров, она тебе не говорила?

Эля переводила глаза с одного на другого и не знала, что ей делать. Уйти – взять щенка, который стал ерзать на ее руках, изо всех сил пытаясь слезть, и уйти домой? Потом Митя будет сидеть дома два дня с синяком, потом придет в школу с пластырем, все будут опять над ним смеяться…

Объяснить Никите… Она уже сто раз пыталась ему объяснить, что не готова быть ничьей девушкой. Никита – упорный. Он ей это сказал еще в Юрмале и собирается добиться своего. Ему так, кажется, еще интереснее. Она уехала с Сардинии, не простившись с ним. И вот, прошло чуть больше месяца, он приехал в Москву, нашел ее, вчера ждал у дома, сегодня познакомился с родителями – сам, съездил на мануфактуру, сделал все, чтобы понравиться ее отцу, Федор сам пригласил его в гости – и домой, и в загородный дом…

Объяснить Мите, что все давно кончено, и не она этому виной? Так он все сам знает. Зачем тогда прибежал?

Эля оставила щенка в открытой машине, взяла сумку, кивнула Костику, который топтался ни жив ни мертв рядом, но стоял, глубоко дышал, помахала Дуде, замершему в автомобиле, и пошла домой. Подерутся, значит, подерутся. Мужчины же всем аргументам предпочитают войну. И цари, и холопы, и пожилые, и вот такие юные, полные сил, гормонов, амбиций, и бедные, и богатые, и умные, и глупцы, и обладатели кабриолетов, и те, из-за которых можно плакать, плакать, думать, что уже все, что все прошло, но вот подошел он, обнял и – как будто не было этих трех с лишним месяцев, как будто не было никакой Тоси, как будто он не отталкивал ее, не прекратил общаться – не выговаривает язык, не хочется говорить «бросил», она слишком хороша для того, чтобы ее бросали, да, она слишком хороша для этого…