Страсти по опере

И, разумеется, на Кармен, которую я пела только в концертном исполнении. При этом не напрасно вспоминая Полину Виардо, которая говорила о Кармен как о своей полусбывшейся — наверное, как и у меня! — мечте, ведь ей по возрасту не довелось воплотить этот образ на сцене. Но отрывки из оперы Бизе она пела в салонах с невероятным успехом, и не зря Теофиль Готье говорил, что в своём стихотворении «Кармен» он описал именно Виардо! «Дубил ей кожу сатана…»

Очень похожей на неё казалась мне и моя Марина. Её тоже совершенно точно сатана от души в одну щёчку поцеловал. Вот характер! Неспроста сам Пушкин её обожал. Такая вот чистейшей воды femme fatale — она не постоит абсолютно ни перед чем. И всё, что называется, при ней. она невероятно хороша собой. Она женственна. Она по-польски такая смачная, утончённая и очень рафинированная особа. Как её описывают современники? Точёные руки, длинные пальцы, осиная талия, огромные, чуть раскосые глаза вразлёт… И не забудьте, что она — дочь закалившегося в сражениях польского военачальника, сандомирского воеводы, а стало быть при ней и желание, и умение повелевать…

Словом, очень ведьмистая была дамочка. Сродни булгаковской Маргарите. Распахни окно, и она вылетит в него — то ли на метле, то ли сама по себе. Именно об этом и повествует известное доныне старинное коломенское предание…

Ведьма Марина у Мусоргского лишена ведьминского отрицательного обаяния. Напротив — она элегантна. Ловка. Женственна. В меру эмоциональна. И, разумеется, очень красива. Как ей и подобает, отлично ведает силу своих женских чар. За километр чует, что за мужик перед ней, знает, на какие больные или слабые точки надавить у каждого из них и вообще с кем она имеет дело. Ну просто изощрённая, невероятно аттрактивная и очень скользкая змеюка! И совсем не зря даже скука у неё — помните? — адская. И никто лучше неё не понимает, как завести этот механизм соблазнения, как и на сколько оборотов повернуть ключ в замке…

Но при этом в ней такое обаяние и такая женская сила, такой женский шарм, такое ощущение эротизма и силы сотворить с мужчиной решительно что угодно, что для актрисы играть такой характер — такое удовольствие, такой простор для настоящего творчества!

Сандомир

Вот в дуэте на бедного, околдованного и окутанного этаким магическим облаком Димитрия и обрушивается девятый вал сексуальности и эротизма. Да так, что он готов уже бросить абсолютно всё и бежать, идти, ползти за этой змеёй куда угодно, выполнять малейшие её капризы.

«Не мягка, а жестковата…»

Вот она. «Скучно Марине, ах, как скучно!» — польский колорит, полонез, мазурка, эти «вздёрнутые» интонации. «Панна Мнишек славы хочет, Панна Мнишек власти жаждет!» Да как вы все не понимаете! Мне престол царей московских надобен — на меньшее я не согласна! И что я слышу в ответ? Страсти томной излиянья, пылких юношей моленья и речи пошлые магнатов…

Вообще в выражениях она не очень стесняется. «И не можете вы, пане…» Окончание фразы скрывают семь нот в оркестре, которые в спектакле Большого театра стыдливо прикрыли ничего не значащим и отсутствующим у Мусоргского «…речью вашей обмануть!».

При этом все же прекрасно понимают, чтÓ именно не может изрядно траченный молью пан, благо эротическая тема, эротический момент в этой сцене композитором значительно усилен! «Не мягка, а жестковата вещь, что мне нужна-то!»[42] — сказал бы в этой ситуации вместе с Мариной Мнишек и Мусоргским замечательный поэт, его старший современник.

Очень жаль, что сегодня польский акт «Бориса Годунова» редко ставится целиком, в таком виде, как это задумывал Мусоргский, — с вступительным хором девушек, арией Марины, сценой Марины и Рангони и дуэтом Рангони и Самозванца. В редакции Римского-Корсакова от двух полновесных картин обычно оставляют только урезанную сцену у фонтана, как это было, например, в «музейном» спектакле образца 1948 года в Большом театре. Марина и Самозванец — всё!

А между тем рядом с Мариной не только Самозванец, но и граф Клаудио Рангони, папский нунций, — именно он представлял польскому королю Самозванца в качестве царевича, наследника русского престола. Поэтому ни один шаг Марины не остается без внимания Рангони и польских иезуитов, которые уверены, что знают, как подсыпать очень острого перца и поймать на крючок этого рыжего мальчика с двумя бородавками.

Отслеживается всё! Собственно, судьба конкретного самозванца, кем бы он ни был — то ли Гришкой Отрепьевый, то ли подлинным Димитрием, — мало волнует их. Когда речь идёт о политике, в данном случае о расширении с помощью подставных фигур католической, иезуитской, как сейчас принято говорить, канонической территории — и особенно когда речь идёт о необъятной Московской Руси! — никаким сантиментам нет места. Историческая Марина это отлично помнила, особенно когда послушно «не сумела» отличить первого самозванца от Тушинского вора…