Эти соображения, правда, совсем не мешают Рангони просто захлёбываться слюнями, когда он самым мерзким образом, в узенькую щёлочку и из-за кустов подглядывает за Мариной. Он видит подробности её туалета, видит, как она надевает себя все эти драгоценности, подвески, диадемы и «алмазный мой венец»…
Он видит и понимает, какая это женщина, даже можно сказать — баба, которая не остановится ни перед чем. Это чем-то похоже на Саломею, которая, правда, не надевает, а срывает с себя покрывала, чтобы показать Ироду, что она тоже не остановится ни перед чем «и ты сейчас, Ирод, это увидишь». Так и Марина показывает Рангони, что ей абсолютно всё равно, показывает, что сейчас будет ловля на живца. Это действительно танец наоборот!
И моя героиня танцует его, не сбиваясь ни на миг, ни на такт, ни на шаг…
Две светлых повести
Вышло так, что две роли в операх Николая Андреевича Римского-Корсакова — Панночку в «Майской ночи» и Февронию в «Сказании о граде Китеже и деве Февронии» я исполнила в течение одного года, хотя на часах жизни автора их разделили почти сорок лет. У них немало общего. Панночка — добрая, страдающая и чистая душа, и Феврония — тоже. Разница между ними в том, что Панночка за свои страдания хочет отомстить, а Феврония — нет. Феврония — это воплощённый Свет и при этом — неодолимая духовная силища.
Русалочка из Диканьки
…Панночка была моя всего лишь третья роль в театре Станиславского и Немировича-Данченко — после Татьяны и Иоланты. Я пела их в оперной студии и очень быстро ввелась в спектакли.
А «Майская ночь» была новым спектаклем, более того — первым спектаклем, который поставил новый главный режиссёр Шароев, пришедший в театр в 1982 году после смерти Льва Дмитриевича Михайлова.
Понятно, что новому режиссёру хотелось начать с чего-то очень яркого, и «Майская ночь» оказалась очень удачным выбором. Он верно говорил, что Римский-Корсаков великолепно передал колорит «Вечеров на хуторе близ Диканьки»[43] — этого русско-украинского эпоса Гоголя с его прекрасным русским словом с украинскими искрами, переливами и оттенками. Вдобавок «Майская ночь» очень давно не шла в Москве… Короче, это был тот довольно редкий случай, когда желания постановщика и исполнителей полностью совпали.
Спектакль получился очень ярким, очень колоритным и очень молодым — Виталий Таращенко, Валентина Щербинина, Владимир Маторин. Его стилистике, его атмосфере полностью соответствовало прозрачное и очень красивое оркестровое звучание под управлением Владимира Кожухаря. Панночку пели Лидия Черных и я, но совершенно по-разному. Шароев настаивал, что Панночка — не этакая замученно-придушенная с подачи своей злобной мачехи бактерия, а светлая и сильная натура.
Я очень любила эту роль, её вокальную линию. Она совсем не утомляла голос — по сравнению с требующими известного вокального опыта Татьяной, Иолантой и особенно Мими, которую я тогда учила. А Панночка участвует только в одной картине! Плюс романтический сюжет, изумительной красоты костюм… Я сама обожала Гоголя и особенно увлекалась «Страшной местью», которая во многом перекликается с «Майской ночью».
И музыкальные красоты «Майской ночи» вполне под стать языковым шедеврам повести Гоголя. Премьера «Майской ночи», второй оперы Римского-Корсакова, состоялась в 1880-м. Ему всего-то 36 лет, он в расцвете своего композиторского и педагогического дарования.
Вместе с композицией он преподаёт оркестровку и инструментовку, и своей невероятной изобразительностью, которая сохранится и в «Садко», и в «Царской невесте», и особенно в «Сказании о невидимом граде Китеже», он как бы призывает настоящих и будущих учеников: «Делай, как я!» Лично мне оркестровые редакции «Бориса Годунова» и «Хованщины», сделанные Римским-Корсаковым, нравятся гораздо больше, чем все остальные — что бы там ни толковали учёные-музыковеды.
В партитуре «Майской ночи» можно расслышать всё: и шорох кустов, и пение ночных птиц, и плеск воды — особенно в сцене «Я буду вороном», когда Левко с Панночкой начинают искать среди русалок злую мачеху. Помните? Левко обнаруживает ведьму, и в благодарность Панночка вручает ему некую бумагу. С ней он и просыпается, не очень даже разумея, сон это или явь. А там — его счастье с Ганной, подписанное комиссаром и отставным поручиком Козьмою Деркач-Дришпантовским…
Я получала очень большое удовольствие от этой роли, которая стала ступенью к более масштабным ролям, которые потом исполняла в театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. Светлый, полётный звук, который я нашла в этой роли, очень пригодился мне и в «Иоланте», и в «Богеме».
«Панночка бедная, я пред тобой…» Её ариозо невелико, но полно драматических интонаций, в нём есть некая фатальность и в этом её образ в чём-то перекликается с Жизелью…
Сколько лет Февронии?