Страсти по России. Смыслы русской истории и культуры сегодня

Ярким примером такого рода манипуляций мифологическими структурами уже в советское время выступает словесная фактура обсуждения романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго» (которого, как известно, никто из выдававших, подчас, невероятные мифологические формулы, не читал) и осуждения личности его автора. Немало перлов к этой парадигме было добавлено в период расправы над Александром Солженицыным. Из уважения к великим и уже в прямом отношении мифологическим фигурам русской литературы как Пастернак и Солженицын не будем их воспроизводить, слишком много чести их авторам. Но поразительно другое – для расхожего и обыденного сознания рядового советского (русского) человека такого рода «поносящие», оскорбительные, «ругательные» словесные формулы не воспринимались как нечто из ряда вон выходящее. Напротив, они воспринимались как некая норма речи, применимая в подобных случаях. Надо сказать, что в обыденной практике словесного общения (причем безотносительно к социальному происхождению говорящего) русского человека обсценная лексика разного уровня лексической и грамматической сложности, просто ругательства, их употребление были расхожим явлением.

Ряд литераторов, вроде В. Войновича и Ю. Алешковского, на этой базе выстраивали целые речевые стратегии своего дискурса. Особенно ярко это проявилось у Алешковского, который изобретательным образом использовал такого рода языковые приемы, точно выстраивая социально-психологическую атмосферу советского общества в его шаржированном, но проницательно угаданном, виде говорения штампами, мифологическими, по сути, формулами, виртуозно употребляя обсценную лексику. Причем семантика обнимала широкий спектр подобного речевого потока – от идеологического, самого замшелого и примитивного партийного дискурса до включения в состав речи широко распространенных околокуль-турных штампов. Такими же приемами по-своему пользовался и Веничка Ерофеев.

Надо заметить, что эта линия, пусть она и не была ни в коем случае центральной для развития русской литературы, отражала существенные стороны национального сознания, выявляла то, что мы называем не умершей еще мифологической архаикой в глубинах психологии человека русской языковой культуры. Не случайно такой тонкий стилист, как Андрей Битов, особо выделял творчество Ю. Алешковского и Вен. Ерофеева и посвятил языку их творчества ряд блестящих эссе.

* * *

Это, вероятно, наиболее яркие примеры из русской словесности, да и то – не все, многое осталось за скобкой данного, несколько пунктирного рассмотрения. Насколько нам известно, западная традиция не слишком проявилась на данном пути, единственно, что приходит на память, это аналогичные клише, создаваемые продуманно и с определенной психологической целью во время мировых войн по отношению к противнику, особенно сильно по отношению к гитлеровской Германии, самому Гитлеру и главным деятелям третьего рейха во время второй мировой войны.

Да и большевики в самый канун революции избрали этот способ в качестве самого эффективного запала к своему перевороту: «смерть царизму», «долой Учредительное собрание», «земля – крестьянам, фабрики – рабочим», «вся власть советам». Пойди, спроси у тогдашнего как бы революционера, с удовольствием грабившего все, что попадет под руку, от дворянских усадеб до винных лавок, а что такое – советы⁷. Он и не ответил бы. Что и понятно, так как миф не требует доказательств, он работает напрямую со всем существом слушающего или читающего человека, обращается к его архаическим психологическим структурам.

Вопрос, и существенный, заключается в том, насколько сам этот прием был отрефлектирован всякого рода органами пропаганды и агитации, идеологическими отделами различных райкомов и горкомов, самой культурой. Скорее всего, он никак не был аналитически исследован до и в процессе своего употребления. Во многом это использовалось как работающий инструмент по возбуждению необходимых для власти чувств неприятия, злобы, враждебности, ненависти у определенной части общества. Никто из пропагандистов не углублялся ни в Лосева, ни в Леви-Брюля, или Тейлора для понимания механизма действия подобных штампов, какие, на первый взгляд, производят впечатление ужасающе примитивного и интеллектуально тупого словесного клише, но вот – работало же.