Страсти по России. Смыслы русской истории и культуры сегодня

Что же касается «античной» темы в творчестве Мандельштама, можно отметить, что она проявилась у него в поразительно глубоких и точных по выводам теоретических рассуждениях о культуре Древней Греции, о древнегреческом языке в его эссе и статьях. Особняком стоят его гениальные прозрения в стихах этой древнегреческой парадигмы, вроде того текста, на который мы сослались. Но сегодня его творчество в целом и, конечно же, его трагическая, почти в духе античной трагедии, судьба, выступают для нас сложным культурным мифом XX столетия, соединяющим в себе разные художественные эпохи и обнаруживающим свой материал на такой глубине искусства и философии, что становится не по себе, особенно бросая взгляд на текущий литературный процесс, сплошь и рядом состоящий из сомнительных перлов постмодернистского дискурса.

* * *

Естественный, природный мир самодостаточен, он равновесен сам по себе, и никогда не возникает вопроса, отчего он таков, каким мы его наблюдаем. Мы принимаем его соответствие нам, людям, расселившимся по территории земли, как само собой разумеющееся явление. Вместе с тем возникает существенный вопрос о целесообразности, соответствии мира, его внутренней телеологичности именно применительно к нам, людям. Почему, собственно, мы уверены, что мир должен быть благожелателен по отношению к нам, быть «родственным» нашей природе, помогать, в конце концов, людям? Мы же уверовали (да если бы и не уверовали бы, то нам деваться некуда в своих размышлениях, настолько это очевидно) в то, что всякая эволюция, проходившая в этом мире, является внутренне обоснованной, есть нечто закономерное и органичное, ориентированной на наше появление в мире, возникновение человека разумного.

Этот мир для нас прекрасен, но означает ли это, что кто-то, кто создал и мир, и человека, уверен в том, что мы соответствуем друг другу. Но опять-таки представление о красоте действительности связано с каким-то возвышением мысли, духовным усилием, производимым человеком. Ведь, если разбираться в самой реальности, то там для человеческого восприятии обнаруживается немалое количество явлений и предметов безобразных, отвратительных, ужасных именно для человека. Ведь, змея, крокодил, скорпион, паук и всякая другая гадость сами по себе таковы как они есть. Но для нас они отвратительны, опасны, как непереносима грязь, вонь, элементы тлена и разложения. Для нас (в идеале) ужасна смерть любого органического природного явления – от смерти дерева и бабочки до смерти самого человека с процессом гниения и всякого отчуждения от красоты и чего-то возвышенного. Как будто миру не хватает подтверждения того, что он прекрасен и уникален, что его разнообразие живой жизни является чудом, и об этом необходимо свидетельствовать и «обратным образом», указывая нам на другую, неприглядную сторону реальности, связанную со смертью и разложением. Такое представление кажется абсурдным и не имеющим особого смысла, но тогда возникает реальная онтологическая проблема: возникшее человеческое сознание начинает вносить в этот уже созданный и определенный природный мир свои изменения.

Во-первых, оно его изменяет физически – человек занимается одомашниванием скота, распахивает земли, сводит леса, чтобы добывать себе пищу, уничтожает определенную часть природного мира. А во-вторых, и это самое главное – он вносит критерии оценки этого мира, он начинает исправлять его по этим им самым придуманным (идеальным – то есть не связанным с естественной эволюцией) критериям. (Мы спрямляем этот процесс, он занимал десятки тысяч лет, но не сотни и не миллионы, то есть человек эволюционировал и менялся через свое идеальное целеполагание по отношению к миру очень быстро по сравнению с миллионами лет последовательной эволюции живой природы).

Конечно, все меняется, если мы вносим в эту систему некоего высшего судию и творца одновременно – Бога, который все это устраивает по своим правилам и законам. И очень похоже на то, что эволюционное развитие природного – и мира и человека, в том числе, – не могли продуцировать идеальное целеполагание – этого параметра просто не было заложено в программе развития человека. Более изящной является идея, что Богу не хватало собеседника, оценивателя созданного им мира: жажда стороннего мнения заставила Бога отступить от своих правил и дать разум одному из живых существ.