Страсти по Веласкесу

Может, все дело именно в этом? Как не гнала я от себя тревожные предчувствия, но слова старухи надежно застряли у меня в голове и неприятно бередили душу. Трезвая часть моего ума сопротивлялась наваждению, как могла, и не хотела принимать их всерьез, здраво объясняя все чрезмерной экзальтированностью владелицы картины. Зато другая половина, та, что отвечала за чувства и эмоции, паниковала и трусливо затаилась в ожидании неминуемой беды. В результате если раньше я была озабочена исключительно тем, чтобы раздобыть картину и получить причитающийся мне гонорар, то теперь вдруг задумалась.

Сообщение Голубкина о женитьбе прозвучало для меня как гром среди ясного неба, и я испугалась. Ни о чем и никогда я не была так уверена, как в его непоколебимой преданности. Мне казалось, он будет любить меня вечно. Вечно, верно и только меня. И неважно, что я его не любила. Он был тем дружеским плечом, на помощь которого всегда можно было рассчитывать. Каменной стеной, надежно прикрывающей и дающей ощущение безопасности. Теперь все! Нет больше плеча. И стены тоже больше нет! И это, похоже, только начало. Бог знает, какие еще потери и какие неприятности ждут меня впереди…

Сжав руль до ломоты в суставах, я невнятно выматерилась сквозь зубы. Все в этой истории с самого первого момента было не так, но из-за своей алчности я легкомысленно закрывала на это глаза. Я прекрасно помнила, как моя интуиция благоразумно шептала мне: «Не ввязывайся! Здесь что-то нечисто! Зачем тебе это? В деньгах ты не нуждаешься, можешь спокойно ждать, пока подвернется стоящее дельце, пропусти этот случай. Не рискуй!» Мне бы прислушаться к голосу собственного разума, но моя проклятая жадность взяла верх, и я влезла в это дело по самую макушку.

От обиды мне захотелось завыть в голос, что я и сделала, благо в машине находилась одна, и стесняться мне было некого. Истерика длилась недолго и принесла свои положительные результаты. Выплеснув эмоции, я успокоилась и смогла принять единственное правильное решение. Я должна избавиться от этой картины. Раз и навсегда.

Глава 24

Я стояла рядом с больничной койкой и с любопытством разглядывала Герасима. За те несколько дней, что мы не виделись, он здорово изменился. Ушла пугающая синюшная бледность, и даже лицо немного округлилось. Совсем чуть-чуть, едва заметно глазу, но сознавать это было приятно. В общем, выглядел Гера совсем неплохо, но особенно радовал тот факт, что после перемещения из реанимации в интенсивную терапию состояние моего друга характеризовалось как стабильное. Все врачи в один голос утверждали, что он медленно, но верно идет на поправку.

– Где пропадала столько дней?

Улыбался Герасим пока еще робко, будто не веря, что имеет на это право, но все же он улыбался, и это было здорово.

– По делам ездила. Есть тут маленький городишко на юге Тульской области, туда и моталась.

– Удачно?

Простенький вопрос, а настроение разом испортилось. Пришло время приступить к тому, ради чего я сюда явилась.

– Об этом я и хочу с тобой поговорить, – пробормотала я, отводя глаза в сторону.

– У тебя неприятности? – Герасим беспокойно дернулся и сделал попытку привстать.

– Похоже на то, – согласилась я, аккуратно водружая на тумбочку футляр с картиной.

Щелкнул один запор, потом другой, и вот уже «Христос» у меня в руках.

Развернув полотно в его сторону, чтобы Гере было хорошо видно, я, с трудом выталкивая из себя слова, сказала:

– Посмотри внимательно. Это картина Веласкеса «Христос в терновом венце». Мне поручили ее найти, и я нашла.

На лице Герасима не дрогнул ни один мускул, только глаза широко распахнулись. Целую минуту, показавшуюся мне вечностью, он молча смотрел на меня, потом медленно, словно нехотя, перевел взгляд на картину. Гера разглядывал ее долго и пристально, будто хотел увидеть или понять нечто, очень для себя важное. Когда молчать уже не стало сил, я тихо спросила:

– Нравится?

Гера еще некоторое время смотрел на картину, потом так же тихо ответил:

– Нет.

– Что так? Ведь это шедевр. Мировой уровень.

– Я не искусствовед, я компьютерщик и в живописи ничего не понимаю. Может, это и классно, но мне не нравится.

– Жаль. Я столько сил потратила, добывая ее, а она тебе не приглянулась, – пробормотала я.

– Я тут при чем? – окрысился он.

Рассуждая на тему, кто тут при чем, а кто нет, желания не было. Слишком скользкой она была и слишком далеко могла нас завести. Поэтому я пропустила вопрос мимо ушей и без лишних слов протянула ему полотно. Гера этого не ожидал и в испуге вжался в подушки.

– Забирай. Ты хотел получить эту картину, я ее для тебя раздобыла. А нравится она тебе или не нравится – вопрос второй. Потом разберешься… – Твердо сказала я.

– С ума сошла? – прошептал он побелевшими губами.

Я через силу усмехнулась:

– Не надейся. Нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Забирай картину, и мы в расчете. Те десять тысяч, что я уже получила, вполне покрывают все расходы.

Герасим рывком поднялся с подушек и, подавшись вперед, прошипел мне прямо в лицо:

– Что ты несешь? Какие десять тысяч? Какая, к черту, картина? На фига она мне?