Страстная неделя

Граф приказал препроводить его не к господину де Рейзе, а к маршалу Мармону, в Эстер. Однако, прежде чем его отпустить, граф задал ему вопрос:

— Новые ворота, это те, что называются также Эрскими? Так. А сам ты выбрался без труда? И нигде не наткнулся на мятежных кавалеристов?

Именно из этих соображений его послали не через Новые, а через Приречные ворота. Оттуда, кстати, и начинается дорога на Эстер.

— И ты ничего и никого не видел?

Ничего. Никого. Что же это за осажденный город, из которого выходишь, когда хочешь, и хоть бы раз наткнуться на осаждающих! Да и зачем было Азбрукскому гарнизону подаваться на Бетюн, если под его стенами уже находится кавалерия Эксельманса.

Откуда графу Артуа было знать, что появившийся в полночь у Новых ворот генерал был тот самый генерал Вандамм, которого король сослал в его поместья под Касселем. Одного имени этого генерала достаточно, чтобы его величество передумал ехать из Лилля в Дюнкерк, так как дорога туда лежит через Кассель. Откуда графу было знать, что, услышав о вступлении Наполеона в Париж, Вандамм покинул свою усадьбу с огромным парком, раскинувшимся по всему склону Мон-Касселя, с которого можно видеть море, Бельгию и тридцать два города, включая сюда как Бетюн и Эстер, так и Остенде, Лилль, Кале и Сент-Омер. Откуда было графу знать, что Вандамм стал во главе Азбрукского гарнизона, а в пятницу получил по телеграфу приказ явиться в Дуллан в распоряжение Эксельманса. Все остальное была чистая выдумка… После того как его не впустили в Бетюн, Вандамм обогнул город и, нимало не интересуясь принцами и королевской гвардией, ночью продолжал путь прямо на Сен-Поль.

Тем временем весть, что, того и гляди, нагрянет Эксельманс с целой колонной кавалеристов, молниеносно распространилась по Лестрему, Ла-Горгу, Эстеру. Били сбор, ходили из дома в дом будить офицеров, лил дождь, люди выбегали на улицу, не успев толком одеться, в неизвестных направлениях мчались конные, то и дело приходилось окликать мелькавшие в темноте тени или наталкиваться на группы солдат. Командиры конвоя попадали к гренадерам, командиры гренадеров — к мушкетерам.

Труднее всего было собрать кареты, паника постепенно охватила всю местность от Ла-Фосса, где застрял граф Артуа, до Эстера, городишка, растянувшегося в ширину на том берегу Лиса, где остановился на ночлег Мармон. Теперь уж больше нельзя было скрывать правду. Открыть ее поручили герцогу Беррийскому, что он и выполнил под дождем, на эстерской площади, у подножия башни, откуда колокола, как выполняющие гражданские обязанности, не перекочевывают ежегодно в Рим от страстного четверга до воскресенья, а продолжают отзванивать часы и четверти; вот и сейчас механизм действовал исправно и, заглушая голос герцога, отзванивал мелодию, которую оратор сперва не узнал, но когда у него в голове возникли слова: «Добрый путь вам, мосье Дюмолле. В Сен-Мало вам пристать без помехи…» — он воспринял это как злейшую насмешку. Его высочество говорил, что с эстафетой только что получено послание государя, который вынужден покинуть Лилль и Францию, местом сбора назначен Ипр, по ту сторону границы. Кто хочет, может последовать за королем, однако командирам, чьи роты остались в Бетюне, надлежит вместе с теми, что не пожелают покинуть родную землю, вернуться ко вверенным им частям и приступить к расформированию войск.

Итак, мы держим путь уже не на Лилль, а на Байель или, вернее, в безыменный пункт между Байелем и Армантьером. Просто говоря — в северо-восточном направлении. Так как переход границы должен быть осуществлен в самом ближнем пункте, надо, елико возможно, идти по прямой… Но вот тут-то и начинаются трудности.

Уже и в сумерках было нелегко добираться сюда, а тем более темной ночью, когда небо все в тучах и льет дождь; правда, после переправы через Лис проводник вывел колонну на проселок, который отходит от Эстерского шоссе, оставляя вправо дорогу на Армантьер. Однако здесь сразу же началась полоса топей и торфяных болот, которая считалась непроходимой две трети года, и хотя колонна через каждые сто — полтораста туазов топталась на месте, дожидаясь, пока подтянутся отстающие, все равно на развилках никто не знал, куда поворачивать, а развилок было хоть отбавляй. Здешние дороги пересекаются на каждом шагу, их даже зовут улицами. Это словно большой неотстроенный город, в котором ничего не стоит заблудиться, особенно когда то и дело сбиваешься с пути, на повороте стараешься держаться прямой, идешь полем и вдруг, смотришь, угодил в камыши. Да это же канава, куда вас к черту понесло! Дело в том, что здесь тоже поля разделены канавами на прямоугольники — большое удобство для путешествия в каретах…

— Кстати, велено идти все прямо…

— А вам не кажется, что мы кружим на месте? И те, кто нас ведет, как и мы, ни черта не знают, понятия не имеют, куда идти!

— Кто это сказал?

— Ах, простите, господин маршал! Будь тут хоть какое-нибудь жилье, чтобы спросить дорогу…