— Да, но жилья-то не видно. Выселки редки и разбросаны. И какую дорогу спрашивать? На Байель?
— Нет, на Стенверк…
— В Эстере нам объясняли так: хочешь — иди через Пти-Мортье, хочешь — налево, через Дулье. Так или иначе непременно попадешь в Стенверк, только что через Дулье немножко подальше, ну да не беда.
— Не в том дело, нам уж столько приходилось выбирать между правой и левой; сомнительно, чтобы мы всякий раз попадали в Пти-Мортье или Дулье…
Конечно, пешие могут днем перепрыгивать с камня на камень по придорожной тропке. Но конным, да еще ночью…
Фавье ехал рядом с Мармоном. И заговорил вдруг совершенно изменившимся голосом, так что в первое мгновение маршал рванул было лошадь в сторону, но речь была вполне в духе его адъютанта.
— Не повернуть ли нам назад? — так начал Фавье. — Засесть в Бетюне и выдержать осаду, сколько бы она ни продолжалась? По всему видно, что Бонапарт уклоняется от сражения между французами, потому что оно может послужить предлогом к иноземному вмешательству.
— Об этом не может быть и речи, — возразил Мармон. — Мы переправляемся в Нидерланды, король уже там.
Наступило молчание, которое нарушили крики и ругань. Опрокинулась карета. Чья? Лошади остановились, ничего, нас это не касается, раз мы во главе, надо ехать дальше. Во главе чего? Неизвестно, следует ли кто-нибудь за нами. Достаточно было передним свернуть не в ту сторону, как они потянули за собой остальных…
— Господин маршал, — сказал Фавье, и в его голосе слышалась тревога. — В Париже вы полностью одобрили мой план обороны Лувра. Король не дал согласия, пусть пеняет на себя. Теперь он обретается в Ипре или еще где-то. За это он отвечает перед историей. Но неужто вам непонятно, что для Наполеона важнее всего создать легенду, будто его призвала страна и все встретили с распростертыми объятиями… А вот если мы окажем сопротивление, если прольется кровь…
Мармон промолчал, он поднял воротник шинели — северный ветер пощипывал уши.
— Днем была настоящая теплынь, а тут смотрите, как похолодало к ночи.
Фавье из себя выходил. Зачем было иметь в своем распоряжении королевскую гвардию, зачем было собирать и вооружать молодежь, если не хочешь драться. Либо мы правы, либо нет. Если правы, надо драться, чтобы доказать свою правоту.
— Возможно, что Бетюн не самое удачное место, — снова заговорил он. — Я имею в виду близость к Лиллю и Аррасу, хотя укреплен он по-вобановски, но, пожалуй, все-таки умнее было бы отойти на Эден — он дальше от границы, а значит, представляет меньший соблазн для союзников…
— Не понимаю, — прервал его Мармон, — что вас больше смущает? Близость союзнических армий или солдат Эксельманса?
— Поймите, господин маршал, — принялся доказывать Фавье, — в случае несвоевременного вмешательства извне Бонапарт приобрел бы лишних сторонников, а нас бы стали считать приспешниками иностранцев.
Мармон приглушенно хихикнул. Не видно было, какое у него выражение лица. Но Эден явно устраивал его не больше, чем Бетюн. Ему лично не стоило задерживаться в стране, где хозяином был император. Еще в Канне Буонапарте вполне определенно высказывался в том смысле, что Мармона ждет стенка и двенадцать пуль. Оттого что маршал перейдет границу и присоединится к королю, вовсе не следует, что и остальные… Господи, как мы кружим! Ну вот, дождались, влезли в топь и увязаем все глубже. Куда мы угодили? В торфяное болото? Назад! Хлюп, хлюп, хлюп… Что с этой лошадью? Легла и лежит…
Надо остановиться, подождать остальных.
Кто это — остальные? Может быть, мы и есть остальные. Не иначе как сейчас очутимся в Армантьере, или в Эстере, или еще где-нибудь похуже. А вдруг в самом деле солдаты Эксельманса или Вандамма выступили нам навстречу из Азбрука и, зная, что мы в Эстере…
— Стой! Кто идет? Ах, это вы, Лористон.
— Господин маршал, графу Артуа пришлось выйти из берлины, потому что она свернула на какой-то проселок, откуда ее нельзя вызволить.
— Вот те на! А как же его бочонки?
Он роздал их гвардейцам, положась на волю божью! Вы вот шутите. А там ведь вся наша военная казна. Я решительно возражал против того, чтобы драгоценности короны были отправлены в Англию… Теперь что же, — прикажете побираться в Бельгии? Кто это там позади, верхом? Простите, господин герцог, я вас не узнал, как говорится, дал маху. Вот уж незадача так незадача. Господин герцог де Ришелье едет верхом, а где же его экипаж? Да это не мой экипаж, это кабриолет Леона де Рошешуар. Не знаю, куда он запропастился, нет, не кабриолет, а наш юный Леон… Я был уверен, что он впереди, с вами.
— Куда девался Леон, я понятия не имею. Что до кабриолета…
Путники останавливались. Трогались дальше. Останавливались опять. Переговаривались между собой.
— Прошел слух, будто наши пушки, ну да, наши пушки отправлены в Армантьер, а оттуда они ни с места.
— Как? В Армантьер? Мы ведь еще не добрались до Армантьера…