Страстное тысячелетие

— Ты надругался над святынями. Ты бесчинствовал в храме.

— Я надругался над теми, кто бесчинствовал в храме. И хотя я не разделяю убеждений людей, поклоняющихся ложным кумирам, я признаю их право делать это в тех местах, где они привыкли. Но молиться, где торгуют или торговать, где молятся — это уж слишком для любого народа. Даже скоты не всякую нужду справляют одновременно, а разделяют и время и место. И людям не пристало торговать в храме, ибо это порождает привычку торговать убеждениями, и в мире нет ничего хуже этого.

— Довольно демагогии. Я жду чудес.

— С чего ты решил, что я буду творить чудеса?

— Твоя жизнь зависит от этого. Разве это — недостаточная плата за зрелище? Если ты совершишь чудо, я отпущу тебя. Если нет, значит, ты — смутьян и обманщик, и тебя накажут.

— Я не обещал совершать чудес для тебя.

— Но тебе же это так легко, не так ли? Вот, видишь, в этом кубке простая вода. Преврати-ка её в вино.

— В твоих погребах достаточно вина.

— Может быть, ты прогуляешься по воде как посуху? Или исцелишь кого-нибудь? Что ты там ещё умеешь? Прочитай хотя бы мои мысли!

— В них нет ничего достойного. Ты желаешь моей смерти.

— Я желаю благополучия Иудее!

— В твоем понимании это — одно и то же.

— Да.

— Так о чем тогда говорить?

— Ты готов принести себя в жертву своему народу?

— Гораздо существеннее, что ты уже мысленно принес меня в жертву своему тщеславию.

— Увести.

— Прочь! Пошел! Ступай!

— Прощай, тиран.

— Админ, отведите его к Понтию Пилату.

— Прокуратор удивится.

— Я знаю. Тогда вы ему скажете: «Мы не можем его судить, ибо у нас нет закона о смертной казни. Если мы его станем судить, приговор наш будет мягче, чем следует ему за его деяния. Поэтому мы отдаем его на суд прокуратора».

— А если он отпустит его?

— А твои люди на что? Пусть кричат «Распни!».

— Они будут кричать так, что в твоем дворце будет слышно, великий тетрарх.

— Админ, вот ещё что. Вели одеть его получше. В дорогие одежды.

— Дозволь спросить, великий тетрарх?

— Что тебе? Спрашивай, дозволяю.

— Зачем его одевать в дорогие одежды?

— Как же ты глуп, Админ! К оборванцу у народа всегда жалость в сердце найдется. Если Пилат спросит, не помиловать ли мне его, то народ может поколебаться. Праздник все-таки. А он весь из себя такой жалкий, одежда старенькая, убогая. Ну как к такому злобу испытывать? Иное дело, если на нем будут царские одежды. Того и глядишь, что каждый подумает, мол нас призывает к смирению, а сам богачом ходит. Опять же задумаются, к чему бы это Ирод одарил простого смерда богатыми одеждами? Нет ли между ними сговора? Вот и пусть свою ненависть ко мне выместят на нем. К тому же… Ты же знаешь, что по закону одежда казненного принадлежит палачам? Ну так вот пусть постараются. Это от меня им подарок за службу! Ха-ха-ха! Так не поскупись, Админ! Прикажи выбрать одежду получше из моих кладовых, и обрядить его как истинного — вот потеха! Царя Иудейского!

* * *

— Иисус, опять тебя привели ко мне. Что же твоему царю ты не подвластен? Как я погляжу, тебя вырядили, словно царя! Или правда, что ты и есть царь Иудейский?

— Это твои слова, тебе и судить об их справедливости.

— Почему ты не говоришь прямо? Царь ты или не царь?

— Я не царь, но иудеи — мой народ.

— Твоя судьба в моих руках, а ты говоришь загадками. Понимаешь ли ты, что от твоих ответов зависит твоя жизнь?

— Всё в руках судьбы, а не в твоих. И ты сам не можешь ничего изменить. Тебе только кажется, что у тебя есть власть, на самом деле ты плывешь по течению той реки, что называется жизнью, и не управляешь своим кораблем. Все вы отдались на волю волн, так что всё предрешено.

— Да ты безумец! Эти люди хотят твоей смерти, а я не вижу твоей вини, кроме глупостей, которые ты говоришь. Сколько глупцов на свете безнаказанно говорят! Всякого глупца казнить — крестов не хватит. Нынче праздник, и я могу отпустить одного осужденного. Вот этот, мне кажется, как раз подходит для этого.

— Распять его! На кресте распять!

— Одни безумцы хотят казнить другого безумца!

— Я не более безумен, чем ты.

— Нет, и впрямь, он не здоров. Он дерзает ровнять себя со мною. Знаешь ли ты, что я Прокуратор всего Египта, а ты всего лишь мятежник иудейский?

— Я богаче тебя: больше людей любят меня, чем тебя.

— Посмотри, сколько людей тебя ненавидят. Все они взывают о твоей казни.

— Эти люди ненавидят не меня, а тебя, а в твоем лице тиранию Рима. Они боятся, что из-за меня гнев Рима падет на их головы. Это их страх кричит, а не ненависть.

— Распять его! Распять! Распять, распять, распять!!!

— Бичевать его и довольно за вину его. Эй, стража. Всыпать ему, чтобы язык развязал.

— Ещё и это. Сколько же у вас пыток приготовлено для того, кто раскрывает вам глаза.

— Ну, иудеи, смотрите, как сечь будут вашего царя… Сечь его.

* * *