Страстное тысячелетие

— Заветы — это законы, к которым люди пришли ценой страданий. То что мудростью многих людей добыто, ценно и в единый миг это отменять нельзя.

— Учитель, почему же ты не омываешь рук водой? Ведь ты прикасался к прокаженному? По завету ты должен очиститься водой, иначе и в город нельзя входить!

— Воды не достаточно, Иаков. К тому же тут такая вода, что она не очищает, а напротив добавит нечистоты моим рукам. Лучше я протру руки уксусом.

— Но ведь обычай предписывает омывать или хотя бы опрыскивать руки водой, а без этого ты не можешь считаться чистым.

— Обычай придумали люди мудрые, а исполняют его не всегда с толком. Порой уж лучше бы и не было хорошего обычая, чем его иметь, да не к месту применить.

— Ты говоришь загадками, Учитель.

— Нет, я говорю просто, но чтобы пояснить, надо привести пример.

— Так приведи.

— В Риме есть запрет предавать смертной казни девственницу. Его ввели из сочувствия невинной душе, из уважения к чистоте её. Этот обычай стал таким непреложным, что забыли об истоках его. И вот приговорили к казни одного человека и всю его семью, а у него были две дочери, девственницы.

— Как же поступили римляне?

— В этом всё и дело, Симон. Палач на глазах у публики совершил насилие над этими девочками, после чего их казнили.

— Разве это не справедливо?

— Не вижу в этом справедливости, Фаддей. Вместо уважения — дополнительное оскорбление и страдание.

— Лучше ли было им умирать невинными? Как знать? Кто может судить законы? Они были правы, что не нарушили обычаев.

— Они не были правы, Фаддей. Девочек надо было отпустить. Я уже не говорю, что семья не должна отвечать на отца…

— Не понятно ты говоришь, учитель, но святость твоих слов я чувствую.

— Иоанн, надо отвергать те обычаи, которые наносят вред. Соблюдать бездумно вреднее, чем не соблюдать вовсе. Доброе начало этих законов убито чрезмерным рвением в их применении.

— Не понимаю.

— Закон, даже хороший, не должен быть сильнее людей. Закон должен соблюдаться, это — добро. Но и добро в слишком больших дозах может стать злом.

— Как понимать, что добро может стать злом? Может ли и зло стать добром?

— И во зле иногда теплится добро. Знаешь, зачем дают уксус приговоренным к смертной казни?

— Чтобы облегчить боль.

— Правильно. Туда также добавляют желчь. Но для чего придумали казнь? Разве не для того, чтобы не только смертью, но и болью наказать преступника и устрашить тех, кто вздумает ему последовать?

— Да, для этого.

— Так и в стремлении причинить боль люди бывают иногда добры, вопреки поставленной цели. Даже в палачах есть доброта, её надо разглядеть и пробудить, развивать.

— Скажи, учитель — если доброго чего-то слишком много, то как оно всё же может из доброго стать злым, а злого если мало, то оно уже и не такое зло?

— Всему должна быть мера.

— Разве и доброе может быть слишком?

— Чем запиваешь ты еду свою?

— Как и все — уксусом.

— То есть уксусом зовешь ты кислое вино.

— И все так его зовут.

— Вкусным ты его находишь?

— Да. Его приятнее пить, чем воду.

— Если этот уксус не был бы разбавлен водой, ты бы смог его пить?

— Нет, от такого питья и зубы ломит.

— Видишь — добрый напиток становится злым в большом соотношении к воде взятый.

— Вижу, правда твоя мне понятна стала. Но как же зло — в малом количестве и оно может быть добром?

— Тот же уксус разве тебя не убеждает и в этом? Знаешь ли ты, что и ядами змеи лечить человека можно?

— Нет, не ведаю.

— Верь мне — это так. Есть и травы такие, что в большом количестве соки их ядовиты для человека и пить их означает верную смерть. Но в малых количествах если их разбавить в воде то они снимают боль.

— Вовсе снимают?

— Есть такие, что и вовсе. Не будешь ты чувствовать, даже если и зуб тебе станут рвать.

— Вот бы и мне такой травы.

— Я научу тебя готовить такие настойки, Иаков.

— А меня?

— И тебя, Иуда. Всех научу.

— Такой уксус если всегда пить, так и можно вовсе боли не бояться!

— Его нельзя пить всегда. Это вредно. Ты перестанешь чувствовать себя, ты станешь болеть и наконец не сможешь жить без такого питья. Его нельзя пить помногу. Если выпьешь много сразу, то наступит временная лихорадка, как будто ты умер. И лишь по прошествии времени ты придешь в сознание.

— Дивные вещи ты рассказываешь, Учитель.

* * *

— Иуда, что в сумке у тебя, что ты носишь её с собою всюду?

— Тут свитки, которые принадлежали Захарии, отцу Иоанна.

— Что в них?

— Отрывки разных разговоров и речей записаны.

— Почитай что-нибудь.

— Вот, например, называется «Послание».

— Читай.